Пушкин мужественно смотрел на тетю. Будто испытывал судьбу: насколько можно рисковать. Судя по выражению ее лица, проверять ему осталось недолго.
– Мы рады, что ребенок в безопасности, – ледяным тоном сказала она. – Что-то еще имеете нам сообщить, господин чиновник сыскной полиции?
– На самом деле Агату спасли вы, тетя…
Агата Кристафоровна терпеть не могла, когда к ней подлизываются. Племянник говорил искренне. Что не могло не заинтриговать.
– Каким же образом?
– Если бы вы не постучали в номер «Континенталя», а потом не остались ждать внизу, ее убили бы в номере, – сказал Пушкин. – Точно так же ваш приход, Агата, отсрочил конец Алабьева…
– Почему? – спросила она, искоса поглядывая на Пушкина.
– Алабьев больше не был нужен Кириллу Макаровичу. Ему был нужен труп. Номер гостиницы – подходящее место для внезапной смерти. Не хуже, чем Пресненский пруд… Вы сорвали его план. Этого Кирилл Макарович сильно не любит.
– Позвольте спросить, господин Пушкин?
Ей молча позволили.
– Как Кирилл узнал, что я поеду на кулинарные курсы, когда я сама об этом не знала? – спросила Агата. – Неужели следил за мной? А как же страховое общество?
– Валерия рассказала ему, что вы встречаетесь у «Эйнем». Достаточно было проследить от кофейной… Он зашел во двор, заметил почти готовую куклу Масленицы, но еще не думал, что пригодится… Увидел, что вы у плиты. То есть к горлу не подобраться. Решил импровизировать: нанести удар поленом. Импровизация не удалась: ваша сковородка оказалась проворнее.
– Почему у него на лице нет следа? Я нарочно смотрела…
– Удар пришелся по шарфу, под шарфом – борода. Синяк скрывают волосы. Сбреем и проверим.
Тетушка боялась дышать: ей показалось, что дело налаживается. Еще немного – и Агата опоздает на поезд.
– Как он оказался на Красной площади?
– Алабьев вошел в ресторан, Кирилл Макарович чуть задержался и вовремя заметил вас в зале. Приказал ему немедленно уходить… Алабьев побежал. Вы – за ним. А Кирилл Макарович за вами. Могли оказаться в любом месте… Ваше любопытство насытилось?
Агата встала. Ей хотелось рассказать, как было страшно, когда Кирилл Макарович прижал к дивану и прицелился трубкой, из которой торчала булавка. Как она выдержала и не раскрылась раньше времени, чтобы факт нападения был доказан. Как она старалась поймать убийцу. Как хотела спасти Валерию от преступления, а Лидию Павловну от смерти. И вот как кончилось. Впрочем, какое это теперь имеет значение.
– Благодарю вас, теперь я знаю больше, чем хотела бы, – сказала она. – Примите мои извинения, что была слепа…
Агата Кристафоровна упрямилась и не желала выпускать ее из объятий, пришлось приложить усилия, чтобы освободиться.
– Уезжаю из Москвы вечерним поездом, – сказала Агата, поправляя сбившуюся шапочку. – Наверное, навсегда… Прощайте, господин Пушкин.
– Счастливой дороги, мадемуазель Керн, – ответил он.
И больше ничего.
Тетушка пошла провожать до двери.
Агата Кристафоровна вернулась с намерением разорвать любимого племянника на тысячу мелких племянников. Вместо этого опустилась рядом с ним за стол. Пушкин, как замороженный, смотрел на рисунки в рамках.
– Вот что, мой милый, – сказала она, не найдя в сердце злости, а только горечь. – Чтоб ноги твоей не было в моем доме до тех пор, пока не приведешь мозги в порядок…
Агата Кристафоровна подошла к окну, чтобы разглядеть, как отъезжает пролетка.
Тьма московская февральская была густа и непроглядна. Ничего не разобрать на Тверском бульваре.
Ничего, ничего, скоро весна.