Старые друзья - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Клод Мурлева cтр.№ 9

– После шестого! Обещай!

– Обещаю!

– Это ты сейчас так думаешь. Они же будут тебя подзуживать, чтобы ты играла дальше. А если они не будут, ты сама загоришься, потому что поддашься эйфории…

Хотя нет, слова «эйфория» мой отец употребить не мог.

– …потому что поддашься азарту.

– Да говорю же тебе, не поддамся!

Стоя на перроне и глядя в окно тронувшегося поезда, он еще раз крикнул:

– После шестого, слышишь?!

Она немного раздраженно кивнула.

– В категории «Музыка» нашей следующей участницей станет очаровательная Сюзанна Бенуа, двадцать восемь лет, приехавшая к нам из?…

– Из Лувера, – ответила мать и добавила: – Я передаю привет своему мужу Жаку и сыну Сильверу.

Глаза у отца заблестели. Он сказал, что это точно она, хотя по радио ее голос звучит совершенно не похоже. Возле радиоприемника нас собралось восемь человек: дед с бабкой, за которыми отец специально смотался еще днем, наши соседи-фермеры с дочкой, нарядившиеся как на праздник, сослуживица матери по почтовой службе и мы с отцом. Девятым был Бобе.

«В любом случае хотя бы привезу вам шампунь!» – заявила мать, прощаясь с нами. Спонсором игры выступала фирма «Доп», рекомендовавшая французам мыть голову хотя бы один раз в неделю. На первые два вопроса Сюзанна ответила быстро, практически не задумываясь, – они были легкими. На третьем она заставила нас поволноваться.

– В каком городе родился знаменитый тенор Энрико Карузо?

Мать довольно долго молчала, почуяв – не без оснований – ловушку. Секунды тикали, а она чуть слышно бормотала себе под нос: «Милан? Рим? Турин? Генуя?»

– Нет-нет-нет-нет, – опечаленно произнес ведущий, Заппи Макс.

– Ну и ничего такого, – плохо скрывая досаду, сказал отец. – Все-таки попробовала! Но до чего глупо! Дома-то она на все вопросы отвечает…

Зазвучал сигнал, означающий, что время истекло, когда мать неуверенно шепнула:

– Неаполь?

– Что вы сказали? – спросил Заппи Макс.

– Я сказала: «Неаполь!» – повторила мать уже громче.

– Сюзанна сказала: «Неаполь», – удрученно вздохнул Заппи Макс, сделал паузу и вдруг торжественно провозгласил: – И правильно сделала, потому что верный ответ – Неаполь!

Публика зааплодировала, а казначей назвал сумму выигрыша: одна тысяча франков. Пуля просвистела буквально у виска. С четвертым вопросом проблем не возникло. Пятым был вопрос: «Как зовут пажа графа Альмавивы в „Свадьбе Фигаро“?» Для отца это была китайская грамота, если не хуже, и он возмущенно буркнул: «Да что они там, с ума посходили?» Пес Бобе заворчал, и отец стукнул его кепкой по морде. Но Сюзанна ничуть не смутилась и бодро ответила:

– Керубино!

И даже добавила, что невесту Фигаро зовут Сюзанна, как и ее.

– Четыре тысячи франков! – объявил казначей.

Заппи Макс заметил, что Сюзанна отвечает даже на те вопросы, которых ей не задают, и спросил:

– Ну так что? Пан или пропал? Остановимся или продолжим?

– Еще один, Сюзанна! – взмолился отец. – Последний!

Настала тишина, и вдруг, к нашему изумлению, она сказала:

– Остановимся.

Не дойдя даже до шестого вопроса! Заппи Макс похвалил ее за осторожность и предложил публике проводить участницу аплодисментами. Прощаясь, он сказал, что она – прелесть и он никогда не забудет ее улыбку. Отец от волнения чуть не плакал. «Молодец, Сюзанна! – причитал он. – Правильно сделала!» Сослуживица по почтовой службе тоже плакала, как и наши соседи-фермеры и их дочка. Только бабка сидела с постной миной. Дед, увидев, что все вокруг сморкаются и утирают слезы, всполошился: «Проиграла? Она проиграла?»

Домой мать вернулась с большим бумажным пакетом, битком набитым прямоугольными пластиковыми флаконами желтого цвета. Мы всей семьей вплоть до 1958 года мыли голову раз в неделю, черпая из этого запаса. Четыре тысячи франков растаяли мгновенно: надо было возместить расходы на билеты до Клермона, на подарок двоюродной сестре, на пошитое ради такого случая приталенное платье в горошек (последняя трата была бесполезной: в павильоне, где записывалась передача, стоял собачий холод, и мать осталась в пальто и косынке). Такой она и запечатлена на сохранившейся фотографии – на сцене перед микрофоном на высоком штативе, рядом с ведущим. У них за спиной натянут светлый задник с надписью «Пан или пропал. ДОП». Она выглядит девочкой-паинькой, руки целомудренно сложены на груди, но мне нетрудно вообразить, какая буря бушевала в это время у нее в душе. Я возил эту фотографию с собой повсюду, куда бы ни ездил, и еще сегодня она лежит у меня в ящике письменного стола. Что касается пресловутого шестого вопроса, то она объяснила свой поступок так. В решающий момент, когда ей, согласно плану, следовало ответить: «Продолжаем», ее вдруг охватило предчувствие, что она проиграет. Она представила себе, как возвращается домой побежденной, хуже того – понапрасну потратившей кучу денег. «Все ты правильно сделала, Сюзанна», – твердил ей отец. Он искренне восхищался ею – ее знаниями, ее неунывающим нравом и ее пышными формами.

Когда передача закончилась, она упросила Заппи Макса задать ей этот чертов шестой вопрос. Сначала он отнекивался: дескать, это не принято, и вообще ни к чему понапрасну расстраиваться – что прошло, того не вернешь. Но в конце концов уступил ее настойчивости, вернее, ее обезоруживающей улыбке, и сделал ради нее исключение. «И как? – спросил ее отец. – Ты ответила?» Она рассмеялась, как всегда, когда попадала в неловкое положение. «Не спрашивай. Я никогда никому этого не скажу. Ни тебе, ни кому другому». Все знакомые решили, что она как пить дать знала ответ на шестой вопрос и ей было стыдно признаться в том, что она нарушила первоначальный план и лишила нас четырех тысяч франков. Минуло тридцать три года, прежде чем я узнал правду.

Появление в нашем доме Сюзанны оказало благоприятное воздействие на всех. Даже цесарки пошли на поправку и драли глотки как оглашенные. Надо сказать, что цесарки вообще чрезвычайно крикливые птицы. Они издают такие истошные вопли, словно их режут, – даже когда никто их не режет. А если у вас их шесть с половиной сотен, они устраивают такой концерт, что можно рехнуться. «Сколько я себя помню, я всегда слышал море» – сказал поэт ^[2]. Лично я, сколько себя помню, всегда слышал, как орут цесарки. На этом шумовом фоне, разбавленном звуками арий из оперетт и лаем Бобе, прошло все мое детство.

Моя сестра Розина родилась, когда мне исполнилось три года. На сей раз не было ни пожаров, ни хлопанья дверями, ни умирающей мамы. Розина – человек, целиком посвятивший себя другим. Началось с животных. Она спасала майских жуков, воробьев, дождевых червей и ящериц. Повзрослев, переключилась на людей и поступила работать медсестрой в больницу Лувера, откуда перевелась в областную клинику. В детстве она всегда смотрела на меня снизу вверх и продолжала делать это, даже когда мы выросли, хотя я не видел к тому никаких причин, – наверное, просто так привыкла.