Он, забывшись, вытирает ладони о школьную рубашку. Все так уверены, что его тянет к мисс Нири, что иногда он начинает сомневаться в собственных чувствах. А что, если на каком-то уровне, выше или ниже порога собственного восприятия, его действительно к ней влечет? Собственно, он вообще плохо представляет, что такое влечение. Всякий раз, когда он оказывается с кем-то в постели, стресс по большому счету портит все удовольствие, в итоге он пришел к выводу, что с ним что-то не так, не способен он к близости с женщинами, какой-то изъян у него в развитии. Когда все заканчивается, он каждый раз лежит и думает: так противно, что даже тошнит. Может, он просто такой? И тошнота, которая подкатывает всякий раз, когда мисс Нири склоняется над его партой, – это замаскированное сексуальное возбуждение? Как знать?
Хочешь, я схожу по этому поводу к мистеру Лайонсу? – предлагает Марианна. Не буду ему говорить, что от тебя что-то слышала, скажу, что заметила сама.
Нет, только не это. Ни в коем случае. Вообще никому ничего не говори, ладно?
Ладно, конечно.
Он смотрит на нее, убеждается, что она это всерьез, потом кивает.
Ты же не виноват, что она с тобой так, говорит Марианна. Сам ты ничего плохого не делаешь.
Он тихо произносит: так почему же все думают, что она мне нравится?
Может, потому что ты вечно краснеешь, стоит ей заговорить с тобой. С другой стороны, ты вообще часто краснеешь, такое уж у тебя лицо.
Короткий, грустный смешок. Спасибо, говорит он.
Так это правда.
Да, я знаю.
Ты вот и сейчас покраснел, говорит Марианна.
Он закрывает глаза и прижимает язык к нёбу. Слышит смех Марианны.
Почему тебе так нравится говорить людям гадости? – спрашивает он.
Никакие это не гадости. Лично мне все равно, краснеешь ты или нет, я никому не скажу.
Ладно, не скажешь, но это не значит, что можно нести что вздумается.
Ну хорошо, говорит она. Прости.
Он поворачивается, смотрит через окно в сад. Это даже не просто сад, а скорее «угодья». Там есть теннисный корт и большая каменная статуя, фигура женщины. Он смотрит на «угодья», тянется лицом к прохладному окну. Когда в школе рассказывают историю про стирку блузки в раковине, все делают вид, что это смешно и только, но Коннеллу кажется, что смысл на деле в другом. Марианна не спала ни с кем из одноклассников, никто не видел ее без одежды, никто даже не знает, кто ей нравится, девочки или мальчики, – она про это молчит. Всех это бесит, и Коннелл думает: вот поэтому они и повторяют раз за разом эту историю, хотят заглянуть туда, куда их не пускают.
Я совсем не хочу с тобой ссориться, говорит она.
Да мы и не ссоримся.
Я подозреваю, что ты меня терпеть не можешь, но ты единственный, кто вообще со мной разговаривает.
С чего ты взяла, что я тебя терпеть не могу?
Это задевает в ней какую-то струнку, она поднимает голову. Он, растерявшись, продолжает смотреть в другую сторону, но краем глаза замечает, что она за ним наблюдает. Когда он разговаривает с Марианной, он чувствует какую-то необыкновенную близость между ними. Ей можно рассказать о себе все что угодно, даже самые нелепые вещи, и она никому не проболтается – это он знает точно. Остаться с ней с глазу на глаз – все равно что открыть дверь, через которую выходят из нормальной жизни, и захлопнуть ее за своей спиной. Он ее не боится, ведь на самом деле она очень спокойная, но все равно с ней рядом страшно – из-за того, что он начинает вести себя как-то не так, говорить то, чего обычно никогда бы не сказал.
Пару недель назад он ждал Лоррейн в прихожей, а Марианна спустилась вниз в халате. В простом белом халате, завязанном, как их обычно завязывают. Волосы у нее были мокрые, кожа блестела – видимо, она только что нанесла на лицо крем. Увидев Коннелла, она замерла на ступеньках и сказала: прости, я не знала, что ты здесь. Может, она слегка смутилась, но не то чтобы сильно. Потом она ушла в свою комнату. Она ушла, а он остался ждать в прихожей. Он знал, что она, скорее всего, одевается у себя в комнате и, когда спустится, на ней будет та одежда, которую она решила надеть, увидев его в прихожей. Но Лоррейн собралась раньше, чем появилась Марианна, и он так и не узнал, что она в результате надела. Не то чтобы это было ему очень интересно. В школе он, разумеется, никому об этом не рассказал – что видел ее в халате, что она смутилась: других это не касается.
Знаешь, ты мне нравишься, говорит Марианна.
Он несколько секунд молчит, и близость между ними делается мучительной, почти физически давит ему на лицо и тело. И тут возвращается Лоррейн, повязывая шарф вокруг шеи. Она легонько стучит в дверь, хотя та и открыта.
Поехали? – говорит она.
Поехали, говорит Коннелл.
Спасибо вам за все, Лоррейн, говорит Марианна. Увидимся через неделю.
Коннелл шагает к кухонной двери, и тут мать его останавливает: мог бы и попрощаться, а? Он оглядывается через плечо и понимает, что не в силах посмотреть Марианне в глаза, вместо нее он обращается к полу: ну, пока. Ее ответа он не дожидается.
В машине Лоррейн пристегивается и качает головой. Ты бы с ней подружелюбнее, говорит она. Ей в школе непросто приходится.
Он вставляет ключ в зажигание, бросает взгляд в зеркало заднего вида. Я и дружелюбен, говорит он.
Она на самом деле очень ранимая, говорит Лоррейн.
Мы можем о чем-нибудь другом поговорить?
Лоррейн морщится. Он смотрит в лобовое стекло, сделав вид, что не заметил.
Через три недели
(февраль 2011 года)
Она сидит за туалетным столиком, глядя на свое лицо в зеркале. Линия щек и скул могла бы быть и почетче. Лицо похоже на экран монитора, глаза – два пульсирующих курсора. А еще оно напоминает отраженную луну, дрожащую и перекошенную. Оно выражает все сразу, то есть не выражает ничего. А раз так, решает она, краситься унизительно. Глядя в глаза собственному отражению, набирает на палец бесцветный бальзам для губ, наносит.
Когда она внизу снимает с крючка пальто, из гостиной выходит ее брат Алан.
Ты куда? – говорит он.
Куда надо.
А куда тебе надо?
Она засовывает руки в рукава пальто, поправляет воротник. Ей не по себе – остается надеяться, что молчание выглядит вызывающим, а не растерянным.
Так, погулять, говорит она.
Алан встает перед дверью.
Ну, уж точно не к друзьям, говорит он. Потому что нет у тебя никаких друзей.
Верно, нет.
Она безмятежно улыбается, надеясь, что это проявление покорности подействует и он отойдет от двери. Но он вместо этого спрашивает: а зачем ты так делаешь?
Как?