Они влезли в эту дыру поздно вечером. Теперь снаружи наверняка темно. А где остальные его люди? Бежали, забились в убежища, какие только можно было найти, извлекая на свет божий старые долги и почетные награды за прошлые заслуги. Кое-кто спасется. Быть может, выживут они с гораздо большим успехом, чем собравшаяся здесь горстка людей.
Вход в не-комнату находился под погасшим очагом, подле которого стоял камин. Металлические накладки камина включали в себя вплетенные между волокон кристаллы Ридбюлы, передававшие сюда изображения внешнего мира. Пепел? В комнате до сих пор пахло гарью, а к этому еще прибавлялся запах канализации от небольшой регенерационной системы, находившейся в отдельной комнатке. Какой эвфемизм для туалета!
Кто-то подошел к Рабби сзади.
— Поисковая, группа уходит. Хорошо, что нас вовремя предупредили.
Это был Джошуа, тот, кто построил не-комнату. Невысокий тонкий в кости человек с острым треугольным лицом, резко сужающимся к подбородку. Пряди темных волос спадали в беспорядке на его широкий лоб. У него были широко расставленные карие глаза, смотревшие на мир с задумчивостью, которой Рабби не доверял. Он выглядит слишком молодым для того, чтобы так много знать об этих вещах.
— Итак, они уходят, — сказал Рабби, — Но они вернутся. И вряд ли тогда можно будет сказать, что нам повезло.
— Они не подумают о том, что мы можем прятаться так близко от фермы,
— сказала Ребекка. — Они по большей части просто мародерствовали здесь.
— Послушай Бене Джессерит, — откликнулся Рабби.
— Рабби, — какой упрек звучал в голосе Джошуа! — Разве не от тебя я слышал много раз, что благословенны те, кто скрывает ошибки других даже от себя самих?
— Каждый сейчас становится учителем! — ответил Рабби. — Но кто может сказать, что случится дальше?
Но, тем не менее, скрепя сердце, он признавал правоту Джошуа. Мне не дает покоя боль, причиной которой — наше бегство. Наша маленькая диаспора. Но мы не бежим из Вавилона, чтобы рассеяться по земле. Мы скрываемся в… в циклоновом погребе!
Эта мысль взбодрила его. Циклоны проходят.
— Кто занимается нашей едой? — спросил он. — Мы должны с самого начала ввести рационы.
Ребекка вздохнула с облегчением. Самое худшее в Рабби — резкие смены его настроений: то он слишком эмоционален, то чересчур углублен в размышления. Но сейчас он снова взял себя в руки. Следом за этим он впадет в задумчивость. Затем придет уныние. Знание Бене Джессерит давало ей новое видение людей. Наша еврейская чувствительность. Только посмотрите на этих интеллектуалов!
Это была мысль, характерная для Сестер. Недостатки людей оказывали большое влияние на их интеллектуальные достижения. Она не могла закрыть глаза на эту очевидную реальность. Глашатай демонстрировал ей факты всякий раз, стоило ей лишь на мгновение усомниться.
Ребекка начала получать почти наслаждение в том, чтобы перебирать всплывавшие в памяти образы. Знание прежних времен заставляло ее отказаться от собственного прошлого. Она верила множеству вещей, которые, как она знала теперь, были чушью. Мифы, химеры, порывы почти детского поведения.
«Наши боги должны взрослеть вместе с нами.»
Ребекка подавила желание улыбнуться. Глашатай часто вытворял с ней такое — легкий тычок в ребра, полученный от того, кто знает, что ты это оценишь.
Джошуа вернулся к своим инструментам. Она заметила, что кто-то проверяет список продуктов. Рабби наблюдал за этим со своеобычной сосредоточенностью. Все прочие завернулись в одеяла и спали на циновках в дальнем конце комнаты. Видя это, Ребекка поняла, в чем будут заключаться ее функции. Спасти всех нас от скуки.
«Мастер игр?»
Если не можешь предложить чего-нибудь получше, не пытайся говорить со мной о моем народе, Глашатай.
Что бы она не думала о таких внутренних диалогах, не было сомнения в том, что все фрагменты были связаны между собой — прошлое с этой комнатой, эта комната с ее предвиденьем последствий. И это было великим даром Бене Джессерит. Не думай о «Будущем». Предопределенность? Тогда — что же случается со свободой, которая была дана тебе при рождении?
Ребекка увидела свое собственное рождение в новом свете. Оно было началом пути к неведомой судьбе. Плавание, несущее еще невидимые горести и радости. Итак, они достигли поворота реки и наткнулись на нападающих. За следующим поворотом мог открыться гремящий водопад — а могла оказаться полоска берега неописуемой красоты. В этом и было колдовское очарование предвидения, которому поддались Муаддиб и его сын. Тиран. Оракул знает, что должно произойти. Орла, напавшая на Лампадас, научила ее не искать оракулов. Ведомое может сковать вернее, чем неведомое. Сладость новых открытий — в неожиданности. Видит ли это Рабби?
«Кто скажет, что будет дальше?» спрашивает он.
Этого ты хочешь, Рабби? Тебе не понравится то, что ты услышишь. Я тебе это гарантирую. С того мгновения, как заговорит Оракул, твое будущее станет таким же, как и твое прошлое. Как ты будешь выть от скуки и тоски… Ничего нового, ничего и никогда. Все станет старым в одно мгновение озарения.
«Но я хотел вовсе не этого!» Я словно слышу эти твои слова.
Ни злодеяние, ни жестокость, ни тихое счастье, ни бурная радость — ничто не наступит для тебя неожиданно. Как пневмопоезд в своем туннеле, твоя жизнь понесется вперед к последнему мгновению борьбы. Как мотылек, залетевший в машину, ты будешь биться о стекла и молить Судьбу освободить тебя. «Пусть волшебство изменит направление туннеля! Пусть случится что-нибудь новое! Не позволь случиться всем тем ужасным вещам, которые я видел!»
Внезапно она поняла — ведь так и случилось с Муаддибом. Кому он возносил молитвы?
— Ребекка! — окликнул ее Рабби.
Они подошла — он сейчас стоял рядом с Джошуа, глядя на темный мир за пределами их комнаты, мир, видный на маленьком экране над рабочим пультом Джошуа.
— Надвигается буря, — сказал Рабби, — Джошуа считает, что она превратит пепел очага в цемент.
— Это хорошо, — сказала она. — Именно поэтому мы построились здесь и оставили незакрытым люк, когда спускались вниз.
— Но как же мы выберемся?
— Для этого у нас есть инструменты, — ответила она. — А даже если бы их и не было, у нас остаются наши руки.
~ ~ ~
Защитной Миссией управляет одна важнейшая концепция: Инструктирование масс, предпринимаемое с определенной целью. Это имеет глубокую основу в нашей вере в то, что цель спора суть изменение истины. В таких ситуациях мы предпочитаем использовать власть, но не силу.
Кодекс
Жизнь в не-корабле приобрела для Дункана Айдахо оттенок игры с тех пор, как его посетило видение и он начал изучать поведение Чтимой Матры. Введение в игру Тэга было обманным ходом, не просто появлением еще одного игрока.