– Да нет, конечно. Просто алиби у тебя получается жидковатое. Впрочем, у всех остальных не лучше. В основном, народ спал, только как это проверишь?
– Да никак, – Борька вздохнул и посмотрел в окно: – Снег уже не идет. И мужиков не видно. Тоже, значит, домой вернулись.
– Дорожку к сараю расчистили?
– Не до конца. Да кому он нужен, тот сарай! – Борис снова повернулся ко мне. – Слушай, все-таки, надо с Колей поговорить. Рассказать ему.
Я неопределенно пожала плечами. Николай, для меня – такой же подозреваемый, как и все остальные. С другой стороны – я не придумала ничего такого, чего не смог бы предположить любой, из находящихся здесь. Так что, мои выводы военной тайной не являются, а Николай, все-таки, хозяин, лицо заинтересованное.
Борис предпочел истолковать мое слабое движение, как согласие и, взяв меня за руку, потащил из комнаты.
– Сейчас мы его найдем.
Я скептически улыбнулась. Ну да, сейчас! Минут пятнадцать будем носиться по дому, заглядывая во все комнаты, не меньше. Впрочем, я ошиблась Борькин способ поиска нужного человека оказался прост и эффективен. Он вышел на лестничную площадку и заорал:
– Коля! Ты где?
Отклик донесся довольно невнятный. Признаюсь честно – я поняла только то, что нужно спуститься на первый этаж. Но Борька удовлетворенно кивнул головой:
– Он в малой гостиной, – и пояснил, не без гордости: – Голосовое определение местоположения. Очень удобно.
Николай, действительно, находился в малой гостиной. Увы, не один. Рядом с ним, на диване, сидел дядя Саня и выглядели они, оба, одинаково хмурыми. Мы с Борисом переглянулись. Одно дело – изложить свои подозрения и выводы хозяину дома, в котором произошло преступление и совсем другое…
– О чем разговор? Почему меня не зовете? – Лайза! Вот только ее не хватало! Главное, как ей это удается – стоит в комнате собираться более, чем двоим, она тут, как тут! Следит, что ли, за всеми, непрерывно? Хотя, если вспомнить о необходимости блюсти свои интересы, может, Лайза и права. Она ведь у нас теперь беззащитная вдова, ее всякий обидеть может. Так что, лучше подстраховаться, чем потом жалеть.
Подумав так, я посмотрела на Лайзу, хотя и не с симпатией, но, по крайне мере, с пониманием. Впрочем, как раз я, волновала ее меньше всего. Она смотрела на мужчин – как-то ей удавалось сверлить подозрительным взглядом всех троих одновременно. Неловкое молчание грозило затянуться, но положение спас резкий телефонный звонок. Николай, обрадованно, схватил трубку:
– Алло.
Через пару секунд брови его удивленно поползли вверх.
– Да, – ответил он. – Да, сейчас.
Он с недоумением посмотрел на меня и протянул трубку:
– Это тебя.
– Ой! – ну конечно! Я вчера сказала родителям, что позвоню и совсем об этом забыла! – Да, я слушаю!
– Ты меня извини, но я честно ждала до двух часов, – услышала я голос мамы. – У тебя там как, все нормально? У Бориса как дела?
– Все хорошо, мама! Мы прекрасно отдыхаем! – а вы чего ожидали? Что я сейчас начну докладывать любящей родительнице про все наши ужасы с убийствами? Так поверьте мне на слово, что именно этого делать и не стоило. – У нас тут целая компания молодежи собралась, очень весело!
Борька, сообразивший в чем дело, решил мне помочь и создать шумовой фон, соответствующий непринужденной молодежной гулянке. Он бросился к музыкальному центру и, по-моему, наугад, ткнул какую-то клавишу.
– Хорошо! Все будет хорошо! Все будет хорошо, я это знаю! – заголосила Верка Сердючка. Я махнула рукой, чтобы он сделал звук потише.
– Действительно, у вас там весело, – засмеялась мама. – Танцуете?
– И танцуем тоже! Я же говорю, развлекаемся на всю катушку!
Мама была не прочь поболтать подольше, но мне удалось свернуть разговор в течение минуты. Только пришлось пообещать, что завтра утром я не забуду позвонить. Причем пораньше, до того, как родители уйдут на работу. Повесив трубку, я обернулась к Борису:
– Да выключи ты ее! Тоже, нашел музыку! – и только когда наступила тишина, развела руками.
– Извините. Мама беспокоится, – и персонально для Лайзы, которая смотрела на меня с очень странным выражением (я не рискнула бы однозначно его расшифровать), пояснила: – Она не привыкла, что меня нет дома.
– Да мне-то что, – пробормотала Лайза. – Это твои заморочки.
Дверь открылась и вошла Вика. Наша, несколько напряженная, компания вызвала у нее некоторое недоумение.
– А что вы тут сидите, друг на друга смотрите? Хоть бы телевизор включили.
– Да мы так, беседуем, – неопределенно ответил Николай.
Лайза издала короткий горловой смешок и отвернулась.
– А-а, – Вика явно ждала, что сейчас последует продолжение: «присоединяйся к нам». Но Николай молчал и она отвела глаза. Повертела головой и спросила в пространство:
– Орифлеймовский каталог никто не видел? Я привезла вчера, а сейчас найти не могу.
Мужчины тупо уставились на нее, мгновенно вызвав ассоциации с группой небезызвестного мелкого рогатого скота, перед которым неожиданно возникло препятствие в виде новых ворот. Я тоже ничего не сказала. Правда, какой-то косметический каталог валялся в нашей с Борькой комнате, но вряд ли это было то, что искала Вика. Единственным человеком, у кого вопрос вызвал слабое подобие интереса, оказалась Лайза.
– Последний каталог? – уточнила она.
– Ну да, – Вика расстроено махнула рукой. – И куда я его засунула, не представляю!
Она сделала круг по комнате, издавая душераздирающие вздохи и ушла. Когда за ней закрылась дверь, дядя Саня нарушил молчание:
– Вы хотели нам что-то сказать? – обратился он к Борису. – Или мне показалось?
Борька порозовел и начал мямлить:
– Не то, чтобы… в смысле, разные идеи, конечно есть… Рита, вот, тоже подумала… насчет того, что грабителя не было…
– Как это не было?! – вскрикнула Лайза.
Николай присвистнул и наклонился вперед, а дядя Саня, наоборот, откинулся на спинку и мягко спросил:
– И как Рита сделала такой вывод?
– Да все потому, что окна пластиковые, – Борис беспомощно оглянулся на меня: – Ритка, объясняй сама, у меня не получится.
Я бросила на него хмурый взгляд (на уничтожающий силы тратить не стала, все равно, без толку), и постаралась собраться с мыслями. Как бы это так все сказать, чтобы ничего не сказать?
– Дело в том, – начала я неторопливо, – что тщательно все обдумав…
Собственно, на этом мое выступление было закончено. Точнее – прервано, причем самым неожиданным образом: откуда-то снизу, мне показалось из подвала, донесся отчаянный вопль. Через пять секунд в комнате не осталось ни одного человека.