Георгий взял Мартышку и поволок ее в парк. Валялись в сугробах. Соня носилась вокруг горки. Потом купили мороженое в маленьком пустом кафе «Веселые призраки». И пока он расставлял тарелки, Сонька болтала ногами.
Когда шли назад, на небе – впервые чуть не за месяц – нарисовалась луна. Большая, как Звезда смерти. Соня, сидевшая у Георгия на плечах, всё оборачивалась, чтобы еще на нее посмотреть…
Слава позвонил в 21:15. Обычно он после восьми вообще мобилу не берет – сколько раз Ас на него шипел, но тому хоть бы хны.
– Ну что, – сказал Слава хмуро, – собирайся, старик; через сорок минут на Беговой. Титан хлопнулся.
– Чего? – переспросил Георгий.
– Подох как миленький, – скучным голосом изложил Славик. – Ладно, давай заводи ноги – надо быстро собраться на разговор.
Георгий хотел на машине, но руки реально начали трястись как у алкаша в завязке. Взял «убер». С плохо сдерживаемой ненавистью смотрел на висок и затылок молодого кавказца-водителя. Тянуло с размаху впечатать в этот висок тяжелую железяку. Или выстрелить. Выстрелить даже лучше. Ударом голову мотнет влево, череп треснет, и струя крови, как вишневый сок в рекламе, медленно взмоет в воздух…
– Можно вас спросить? – включился водитель.
– Смотря о чем, – мрачно сказал Георгий, пытаясь отогнать видение.
Водитель посмотрел в его сторону одним глазом и резко замотал головой – как будто в него все-таки выстрелили, только поочередно с двух сторон.
– Ты же местный, да? Москвич?
– Допустим. – Георгий давным-давно перестал воспринимать переезд родителей из Калуги как акт эмиграции. Он и в Калуге этой был за всю жизнь всего два раза – проездом.
Водитель экстатично кивнул, будто хотел сказать некому третьему собеседнику: «А я что тебе с самого начала затирал?!» Георгий даже испугался, как бы он не стукнулся головой о руль.
– Как москвич – скажи мне: как вы тут живете?!
Георгий вздохнул. Он знал, что это не вопрос, а предупреждение о намерениях говорящего. Что-то вроде «закурить есть?».
– Чем это вас обидел город?
Водитель дернулся, но на сей раз более-менее безопасно.
– Да тут же все – волки! – вскрикнул он, описав правой рукой дугу в воздухе. – Менты – волки! За жилье – волки дерут! А эти, в телевизоре?! Ты вон – тоже волк… – заявил водитель, продемонстрировав Георгию кривую ухмылку, которую, очевидно, следовало трактовать так, что ее обладатель шутит.
– Если тут одни звери, зачем же вы сюда приехали? – стараясь улыбаться в масть, поинтересовался Георгий.
– Зачем! – воскликнул водитель и сделал паузу, будто пробуя слово на вкус. – Да я думал, здесь люди!
– Езжали бы тогда обратно, – предложил Георгий. – У вас-то, поди, человек человечку – нежная овечка.
– Хрен тебе, – добродушно сообщил водитель и по-детски засмеялся, – я теперь сам волк.
– Я теперь сам волк, – неизвестно с чего объявил Георгий Славе вместо приветствия.
Славик не удивился.
– Вот и из тебя говно полезло, – сообщил он с удовлетворением, – а то корчишь всё конференцию журнала «Эксперт» какую-то. Карму на редиску не променяешь, старик.
Георгий поморщился.
– Слушай, слей куда-нибудь эту свою мудрость веков, а?
Слава закатил глаза, но промолчал. Он выставил на барную стойку кафе, где они сели, ноут и повернул экран к Георгию.
– Та-а-ак, – тоскливо протянул Георгий, просто чтобы не молчать.
– Аск, – понуро отозвался Слава.
Новость была уже в топе Яндекса. Виктор Николаевич Махин, 77 лет, 1940-го года рождения. Время смерти. Причина смерти. Пока не называется, но по сведениям… сердца…
– Это «Лайф».
– Догадался.
Некоторое время сидели молча. Георгий жевал коктейльную соломинку.
– К нам какие претензии-то? – вдруг затараторил Слава. – Мы всё сделали – при свидетелях. У меня все отчеты… Избрали же? Избрали!
– Он успел удостоверение получить?
Слава мгновенно скис.
– Завтра.
– Да, – сказал Георгий, – завтра.
Снова промолчали.
– Ас не звонил? Или ты ему?
– Неа. А зачем?
– Ну да.
– Тогда давай края сводить.
Слава кивнул.
– Двадцать штук Подберезкинских, – стал писать в блокноте Георгий. – Еще по семь – бонус. И что-то на организацию по мелочи, это, может быть, даже забудется. У тебя сколько было? Мне кажется, не больше штуки. Если разбиваем пополам, получается по 17 с половиной плюс-минус.
Он раздумывал, говорить ли про личную премию. А если говорить, захочет ли Слава ее вписывать в общую ведомость?
– Мне бы со своим разобраться, – сказал Слава.
– Не понял?
– Всё ты понял, Гоша. Ты работал с Подберезкиным, я – с Лидией.
Ага, сообразил Георгий, понятно.
– И много? – уточнил он.
– Нормально.
Снова помолчали.
Слава тряхнул головой и взлохматил волосы.
– Ладно, это всё цветочки, неполадки в пробирной палатке. Давай думать, как рассчитаемся с Асом. Там счет покрупнее: ему-то проект мы так и не сдали.
Георгий боялся, что шеф в какой-то момент позвонит. Он даже представлял, как именно телефон начнет жужжать и ползать по крышке стола, будто муха с оторванным крылом, а сам он будет стоять рядом, исходить по́том и не знать – брать трубку или нет. Он хотел выключить мобильник, но это показалось ему даже не дезертирством, а попыткой зажмуриться и спрятаться под стол.
И всё же, сколько бы Георгий ни сидел в напряжении, прислушиваясь, не завибрировала ли трубка, всё было тихо. У Аса не было к нему никаких вопросов, не было и желания потребовать немедленного отчета. От этого тоже становилось тоскливо. Георгий понимал: это шеф ждет его обращения. Объяснения. Может, даже ритуального двойного самоубийства – на пару со Славой. Оттягивать эту сцену вряд ли удастся долго – может, несколько часов, может – до завтра. Но не исключено, что времени еще меньше, поскольку как раз сегодняшние минуты стоят как биткоин в суперпозиции.
Вместо Аса через телеграм позвонил Слава. Георгий вздрогнул, с ужасом взглянул на экран айфона, но, поняв, что это такой же тайсентай, как и он сам, ответил.
– Ну что? – мрачно поинтересовался Слава. Собственно, это был не вопрос, а завуалированная жалоба на то, что никаких обнадеживающих новостей нет.
– Сам знаешь, – сказал Георгий и сбросил вызов. У него не было желания играть со Славой в доктора-психоаналитика.
Георгий попробовал представить, что́ скажет Ас, – и не смог. Шефа Конюшни ему приходилось видеть в ярости лишь дважды. Первый раз Ас внешне оставался холоден и даже будто немного замедлился (или это просто тот случай так въелся в память, что теперь протягивается только в замедленной перемотке?). Александр Сергеевич продолжал говорить и что-то писать, только время от времени поворачивая голову и сосредоточенно рассматривая дальний угол кабинета. В конце концов, он снял трубку рабочего телефона и надиктовал одну и ту же тусклую депешу нескольким людям – текст теперь было совершенно невозможно восстановить. Всё это закончилось разгромом РБК. Офис частично сгорел, погибших не было, но оказалось полно народу с ожогами.