– Так и от кого занесли список грядущих мертвецов?
Уберегая хозяина от необходимости отвечать, по столу запрыгал Славин айфон.
Слава поднял предостерегающий указательный и с видом пса, увидевшего свою тень, застыл у аппарата.
– Опять кого-то схавали, – объявил он по итогам услышанного. – Сергеичу прислали наборец – нам нужно будет ткнуть пальцами в наиболее похожих на Хиропрактика. Старик, быстро закидываем в себя, что осталось, и бежим.
это совсем не то, саша
Ас не любил, когда Надир назначал встречу в этом особняке. Во-первых, суета: шмон ФСО, шлагбаумы, которые падают сзади с металлическим лязгом, и камеры-камеры-камеры, делающие из тебя мальчика в шоу «За стеклом». Было такое миллион лет назад.
Во-вторых, само место уж слишком на виду: как будто ты сознательно приходишь сюда то ли сдаться, то ли заявить о своих правах… на что? Каких еще правах?
Смотришь на эти вьющиеся флаги и камуфляжных ниндзя с автоматами – и понимаешь, что это всё не твое. И сам ты тут никто. И не будешь никогда, так и проходишь всю жизнь в подающих надежду. Вот уже сколько, лет пятнадцать ведь?..
– Привет, Саша.
Надир вышел навстречу, довольно щурясь и в то же время чуть склонив голову – он так всегда извиняется.
Хорошо выглядит. Всем бы так в его годы.
Старик долго держал в своих ладонях руку Александра Сергеевича, заглядывая ученику в глаза. Всё душу ищет, подумал Ас и ухмыльнулся.
– Знаю, невовремя тебя выдернул, – развел руками Надир.
– Да ладно тебе, – сказал Ас, – зато приехал повидаться, припасть, так сказать, к источнику мудрости, что ж тут плохого?
– О, – вздернул бровь Надир, – как раз это я тебе и расскажу.
Они прошли к диванам. Это какой, синий вроде бы зал? Ну да, в прошлом месяце он здесь собирал «народных избранников». Законы им раздавал.
Надир сел на свое место – слева. Ас знал, что у старика больная спина и тот стремится опереть ее на специальную спинку, про которую несведущие, ясное дело, понятия не имеют.
Появившиеся из ниоткуда девочки в бело-голубом сотворили кофе-виски и синюю пухлую папку, которую Надир тут же прихлопнул ладонью.
– Как ты, дорогой? – спросил он.
– Да некогда подумать об этом даже, с совещания на совещание – короткими перебежками…
Надир аж качнулся вперед всем корпусом, показывая, что понимает, с чем приходится иметь дело ученику. Понимает и соболезнует.
– У самого-то всё хорошо, надеюсь? – спросил Ас. – Как с тем проектом?
– Испанским? – уточнил Надир.
Ас кивнул, удивляясь, что об этом здесь можно говорить вслух.
– Всё в порядке, спасибо, Саша. Спасибо за помощь.
– Ну, это не помощь…
– Не скромничай. Всё равно, что глаз пожертвовал.
Ас отхлебнул кофе.
– Саша, – сказал Надир другим тоном, давая понять, что с формальностями покончено, – твои работали уже по седьмой?
– Нет еще. Выехали, но там уже особенно не с чем работать. Проводят реконструкцию.
Надир тяжело вздохнул.
– Понятно. Там был Прокофьев, наш Валерий Петрович.
– Что с ним?
Надир погладил папку, будто собираясь ее подбодрить. Открыл, снова вздохнул и положил на стол два листка: фото с детальными описаниями.
– Вот это, – сказал он, показывая на первый, – седьмая. А вот это – последствия.
Ас знал этого типа с картинок, дважды был у него на приеме. Такой обыкновенный. На всех сразу похожий. Что-то с галстуком только. Нелепый какой-то галстук.
– По трассе? – спросил Ас, разглядывая распластанное по дереву тело.
– Нет. Это совсем в другом месте. Какой-то тупик. Около Балашихи, что ли.
Надир поморщился так, словно Балашиха представлялась ему склизкой сколопендрой.
– Ты его хорошо знал?
– Да не то что бы совсем так, Саша.
Александр Сергеевич переключился на первую бумагу – сказки Пушкина, видимо. Богатый набор. Редкостно богатый. Захотелось даже попросить у Надира исходник. Но нельзя. Понятно, что нет.
– По восходящей, – сказал он учителю, – не сбавляют оборотов, да?
– Да, Саша. Это при том, что у него еще двое в запасе.
– И вы всё еще не остановились ни на одном из вариантов?
– Думаешь, уже пора?
– Слушай, дорогой, если уж ты мне не можешь сказать, то мои возможности…
– Саша, – очень веско, дробя фразы тяжелыми паузами, сказал Надир, – мы… сомневаемся, что… это те… на кого принято… указывать пальцем.
Ас непроизвольно улыбнулся. Всё же сдал старик, подумал он. Внешне хорош, а нервы бросают из стороны в сторону. Неделю назад ведь про это вдоль и поперек поговорили – с выкладками, с разбором. И тогда он со всем согласился. А теперь – пожалуйста. «Мы сомневаемся».
– Только не говори, что ты тоже уверовал в возмездие с небес, – приятельски тронув Надира за плечо, сказал Ас. – Мне достаточно рвущегося в церковь Волина.
Надир в ответ похлопал его по руке.
– Синьор Дон Кихот, синьор Дон Кихот, вы дома или опять не в себе? Твой профессор староват, но еще дома, Саша.
– Рад слышать, дорогой.
– И всё же, Саша…
– Да, Надир?
– Прочеши и своих, пожалуйста.
2
лукоморье
Илья внимательно вгляделся в вагонные внутренности, но никого подозрительного не выловил. Пара сонных мужиков в грязных мешковатых штанах. Тетка с рулоном. Дед с саженцем. Парень с ноутбуком: смотрит в него, а у самого глаза закрываются, того и гляди – клюнет носом экран. Смешной. Вагон тоже должен быть смешным, но вместо этого страшноватый: будто детскую книжку в истерике разодрали, и куда попало разбросали куски. Там – стишата про дядю Степу, тут – пол-лица Карлсона. Из-за двери хмуро щурится крокодил. А что ты хотел, Гена?!
Илья через стекло заглянул и в соседний вагон: нет, там тоже никого похожего. Может, и пронесет: Майе мерещится временами.
Ладно.
Сев в дальний пустой угол, он раскрыл сверток и еще раз пересчитал отпечатанные на клейкой бумаге флаги. Двадцать четыре. Ирландский зеленый колер, острые гербовые снежинки. В прошлый раз с красным отливом вдруг получились. Илья даже взялся ругаться с Митькой, но Майя сказала – даже лучше, эксклюзив. Он их так и назвал: «Сибирь под красными».
Когда объявили «Полежаевскую», Илья вышел из вагона и прошелся, кружась в идиотском танце, по платформе. Он всё еще боялся, что за ним топают цензоры. С чего-то взялся напевать, и на «до свидания милый, милый» от него брезгливо отшатнулся какой-то папик в клетчатом шарфе. Больше никого здесь не было. Платформу перекрывал пустой старый поезд, похожий на палку лежалой копченой колбасы. Из-за него по ту сторону запасного пути не было видно уже совсем ничего.