– Его надо будет размножить.
– Сколько времени займет размножение? – медленно, по слогам спросил Учитель.
– Здесь все зависит от питательной среды.
Если размножать на мясном бульоне, как это делали мы с академиком Богуславским, то месяц – полтора.
– Можно ускорить?
– Да, можно. Потребуется агар-агар.
– – Что это?
Петраков изумился, что человек, поставивший многое на микробиологию, не знает таких простых вещей. И он принялся, как перед студентами на лекции, объяснять Учителю различия питательных сред и преимущества каждой.
– Погоди, меня это не интересует. Мне нужно знать срок. И сколько тебе понадобится водорослей для производства среды?
– Все выкладки я передал вашим помощникам.
– Как работают мои люди? – быстро переходя на другую тему, спросил Учитель.
– Из поселенцев?
– Да.
– Я ими чрезвычайно доволен. Стараются.
А главное – послушные.
– Если у тебя возникнут какие-нибудь подозрения, сразу же скажи начальнику охраны, людей заменят. Надеюсь, ты понимаешь, все, что здесь происходит, не должно быть известно никому постороннему. Это в твоих же интересах.
Петракову все время хотелось спросить зачем этому человеку биологическое оружие и где он его хочет применить.
– И еще, – не дав додумать ученому, произнес Учитель, – я хотел бы увидеть результаты.
– Какие результаты? – наивно осведомился Аркадий Карпович.
– Я хочу, чтобы сразу, как только будет получен штамм, его опробовали.
– На людях? – изумился Петраков.
– Конечно, – Учитель словно бы говорил о мышах, таким тоном были произнесены слова. – Ты что, чего-то боишься?
Петраков пожал плечами.
– Меня, в общем-то, это не касается. Вы мне заплатили за то, чтобы я вывел штамм, а испытания пусть проводят другие, их квалификации на это хватит.
– Нет, ты проведешь, – сказал Учитель, – вместе с Богуславским.
– Боюсь, он откажется.
– Не бойся, не откажется. Тем более, как мне известно, когда-то давно вы с ним этим занимались и имеете огромный опыт.
– Да, было дело, – дрожащим голосом обронил Петраков.
– Ну вот, все возвращается на круги своя.
Хлеб, пущенный по воде, возвращается к пустившему.
И в этот момент Петраков понял, что да, действительно, библейская истина правдива. Когда-то давно они с Богуславским, снедаемые тщеславием, желанием получить материальные блага от государства, взяли грех на душу, смертельный грех. Петраков прекрасно помнил трупы заключенных в Пермских лагерях, на которых проводились эксперименты. Он сам читал заключения патологоанатомов о кровоизлияниях в мозг, о кровотечениях желудка, о том, как разлагается печень и лопаются проеденные вирусом стенки сосудов головного мозга.
В общем, последствия их эксперимента были ужасны. Но там были заключенные, люди никчемные, отпетые мерзавцы, насильники, грабители, убийцы, закоренелые рецидивисты, которым не предвиделось места в обществе развитого социализма. И как сказал тогда один из генералов, руководивший экспериментом: «Ты, Петраков, санитар общества и не жалей этих мерзавцев. Чем больше их погибнет, тем чище воздух, тем спокойнее жизнь».
А о том, что на государственном уровне при помощи этого оружия, смертоносного вируса, правительство планировало уничтожить американские войска во Вьетнаме, ни Петраков, ни Богуславский не знали, хотя догадывались. Но утешали себя мыслью, будто оружие нужно лишь как средство шантажа, как средство давления на Америку.
– Так ты говоришь, академик Богуславский работает хорошо?
– Нет, он работает плохо. Во всяком случае, мог бы лучше. Возможно, он слишком стар и его уже ничто не интересует. Кстати, я хотел спросить, почему он согласился?
Учитель улыбнулся:
– Если бы ты не согласился работать за деньги, я бы нашел способ тебя заставить.
Петраков решил больше вопросов не задавать.
– Я хочу на него взглянуть.
– На кого? – задал вопрос ученый.
– Ну, ясное дело, не на Богуславского! Я хочу взглянуть на вирус.
– Пожалуйста, – сказал Петраков, – пойдемте.
– А это опасно? – спросил Учитель.
Петраков пожал плечами.
– В принципе, все меры предосторожности соблюдены, так что, думаю, опасности нет. Я же не боюсь.
Учитель от подобного сравнения – себя со смертным – поморщился.
"Он не боится… Что его жизнь – дым и не более того. Махну рукой – этот дым развеется.
А вот я – да, я нужен. Все они существуют для меня. Даже этот маленький микроб, который не виден невооруженным глазом, и тот будет повиноваться моей воле, станет работать на меня. Он заставит всех трепетать и мне начнут поклоняться не тысячные, как сейчас, а миллионные. Я буду выбирать, кому остаться на земле и продолжить жизнь, а кто должен уйти".
От этой мысли на лице Учителя появилось даже приторное выражение, словно сейчас у него во рту находилось что-то очень сладкое, более сладкое, чем засахаренная вишня.
– Хорошо, работайте, – сказал после того, как увидел в электронный микроскоп странное движение похожих на кристаллы вирусов. – Если что-нибудь будет нужно, сообщайте.
И Петраков подумал:
– Может, сказать, что я хочу еще денег? Но лучше не сейчас, лучше перед последним этапом, перед последней мутацией. Ведь сделать ее могу только я. Я-то понимаю почему Богуславский согласился. Он, наверное, хочет уничтожить всю работу на последнем этапе, а сделать это очень легко.
И Петракову опять пришла в голову та простая мысль, что академика Богуславского надо отстранить от дела и лучше уничтожить, может быть, даже отравить, но чуть позже, пока он нужен. И тут ему пришла в голову очередная мысль – шальная мысль: а не испробовать ли штамм на самом Богуславском, так сказать, вернуть кесарю кесарево? Он его породил, его он и убьет. А самому, получив деньги, попытаться унести ноги, если, конечно, все получится. Петраков рассчитывал, что все сойдет ему с рук и он станет богатым человеком. Деньги дадут свободу и он доживет жизнь в достатке.
«Нет, не станет Учитель меня убирать, я ему еще понадоблюсь».
Учитель появился на крыльце. Люди, работавшие в лаборатории, остались на своих местах. Никто даже не встал из-за столов, не подошел к окнам. Все были приучены: работа, работа, работа.
Дверца джипа открылась, Учитель с трудом забрался внутрь, и автомобили тут же сорвались с места.
«Интересно, где он живет?» – подумал Петраков, провожая взглядом кортеж, а затем посмотрел на погасший экран, мертвый и серый.