Посреди времен, или Карта моей памяти - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Кантор cтр.№ 86

Страница

Как видно на фотографии, я улегся на составленные пару кресел и полуспал. Наш народ деликатно меня не трогал. Ожидание было недолгим. Примерно через час прибыл наш самолет. И еще через четыре часа лёту мы оказались в нью-йоркском аэропорту, где до нашего аэрофлотовского самолета было часа три. Тогда Эрих Соловьёв предложил на пару часов смотаться в Нью-Йорк и посмотреть великий город. Человек пять решились пойти с ним. Я же, не чувствуя ни желания, ни сил, ответил, что я уверен, что еще буду в Нью-Йорке, и не пару часов, а поживу там. Но такова сила страны «великих возможностей» (на том свете ведь все желания исполняются), что через девять лет я и в самом деле по программе Фулбрайта приехал сюда и жил несколько месяцев. Пока же в полудремоте я попытался подвести шуточный поэтический итог нашей поездки. Весь стих приводить не буду. Приведу только те строки, где разыгрывалась дамская тема.

На фоне дома на Лонг-Айленде.

Вначале я прочитал тем, кто оставался в аэропорту. Смеялись. Потом, задыхаясь от быстрого хода, вернулись гулявшие по Нью-Йорку, но мне не удалось сразу наговорить им мои вирши: выяснилось, что спешить было ни к чему, что рейс отложен почти на десять часов. Повозмущались, вполуха послушали мои побасенки и пошли выяснять, куда нам деваться эти десять часов. Американские авиачиновники ответили, что рейс почему-то отложил Аэрофлот, но на первые три часа у них предусмотрено, что всем пассажирам задержанного рейса выдается по десять долларов на еду. За счет виноватой компании, в данном случае – Аэрофлота. Мы встали в очередь за деньгами, вполне доверившись американскому простодушному решению. И первые двадцать человек деньги получили, затем наступила заминка, и чиновник объявил, что Аэрофлот вылетает через два часа, а потому выдача денег прекращена. Мы с Рубеном оказались в числе двадцати счастливцев и пошли в одно из кафе, попили кофе с сэндвичем, по-русски радуясь не еде (очень невкусной), а неожиданной халяве. Десять часов полета, и мы в Москве. Кстати, никакого печатного результата нашей конференции так и не последовало. Или просто я не помню.

На этой ноте можно было бы и закончить сюжет. Но все же не могу хотя бы вскользь не рассказать об одном эпизоде из моего следующего, уже нью-йоркского путешествия. Там было немало и забавного, и интересного, но случилось такое, что бывает только во сне или на том свете. Мне удалось снять студию (с трудом нашел: Фулбрайт жилище не дает) на Лонг-Айленде в огромном, почти тридцатиэтажном доме с большим подъездом, с консьержами, проверявшими всех входящих.

Работал я в Бахметьевском архиве, лекций не читал, хотя доклады делал, поэтому решил деньги экономить. При тогдашней весьма небольшой зарплате стипендия Фулбрайта была серьезной дотацией. Поэтому – решил я – никаких излишеств. Сам готовил, в кафе ходил по необходимости. В какой-то день мне очень нужно было достать двадцать два доллара. Норма денежная на ту неделю закончилась. Но я ждал гостей, еды хватало, а бутылка виски, который мне нравился, стоила ровно эту сумму. Разумеется, вариантов не было, и я пошел в банк. Я вышел из дома и решил немного прогуляться, обогнуть вокруг дома и сходить на лонг-айлендскую пристань. Только я завернул за угол, как увидел на земле четыре денежные купюры. Я наклонился и поднял их: две бумажки по десять и две по доллару. Как раз нужная мне сумма. Но деньги не мои, может, кто обронил. Я поднял их и крикнул: «Who is lost money?!» Никто не отозвался. С тем же криком я обошел вокруг дома, крича и размахивая деньгами. Хозяин не находился. Я сбегал и на длинный искусственный настил, уходивший далеко в залив. Там обычно гужевались местные алкаши. На сей раз вообще никого. Я снова вернулся к дому. Безрезультатно. Тогда я поднял голову к небу и простодушно спросил: «Господи, это мне?!» В ответ послышалось божественное молчание, а молчание, как известно, знак согласия. Я отправился в местный магазинчик и купил желанную бутылку виски.

Вот я и думаю, результат ли это пребывания в стране, где, как говорит легенда, разбогатеть может каждый? Или просто Господь решил позаботиться о неприкаянном, хотя и с простодушным вопросом, человеке из России, который не умеет зарабатывать, как натурализованный американец? Но, повторю, такое волшебство может быть только на том свете.

Когда писатель публикует за свои деньги уже издававшуюся повесть, да ещё спустя двадцать четыре года после ее написания, – на то должны быть причины. Причина первая: в типографии у меня оказались друзья, которые вошли в мое положение и обещали издать дорогое для меня за самую малую плату, по нынешним временам просто-таки недорого. А вторая еще проще: давно хотелось, ибо при первом издании повесть была изуродована чудовищно. Написанная в 1975 г., она вышла спустя десять лет почти чудом – вместе с повестью «Я другой». Контрольный редактор (так именовалась должность внутрииздательского цензора) Г. Н. Иванов хотел ее вообще выкинуть, говоря, что таким текстам нельзя существовать в советской литературе. Но мир не без добрых и умных людей. И мой основной редактор – Марина Владимировна Иванова сумела отстоять текст, хотя бы частично. Было выкинуто много страниц, две главы целиком, целый персонаж и все религиозные рассуждения. Как – это отдельная новелла. Я хотел отказаться от публикации. Но конца советской власти не предвиделось. И мой брат убедил меня странным доводом: «Представь, что ты публикуешь главы из повести. Когда-нибудь переиздашь целиком». Пришлось вписать новый персонаж и новые эпизоды, чтоб не было зияющих провалов. Что-то удалось. Но уже в момент выхода по книге еще проехалась очередная – антиалкогольная – идиотская советская компания: писателям запретили упоминать в своих сочинениях спиртные напитки сильнее пива – всякий иной алкоголь издательства из книг вычеркивали. Снова пошла правка. Так и возник для меня самого вопрос: какой же текст аутентичный? Прошли, однако, годы, я писал другие тексты, иногда их печатал, но никто так и не предложил мне переиздать «Два дома». Взяться просто так – времени не было. Но, тяжело заболев, полежав в реанимации, кое-как выправившись и, не имея пока сил на новое писание, я вернулся к своему любимому тексту. Словно пошла жизнь после смерти, так во всяком случае я себя сейчас ощущаю. К тому же у нас по сути дела снова возник самиздат, хотя и типографский – вариант Радищева (сам свою книгу издал, сам и ответил) или «вольной типографии» Герцена. Появилась возможность печатать в типографии небольшое количество экземпляров (но в сто раз большее, чем самиздатовская машинопись) и пускать по рукам свои тексты, не изуродованные ни редактурой, ни цензурой. Надолго ли такая возможность? Не знаю. Однако не воспользоваться подобной ситуацией – грех.

Страница