Посреди времен, или Карта моей памяти - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Кантор cтр.№ 19

И тут неожиданно в комнату вошла бабушка. Как у Пушкина про царя Салтана: «Во все время разговора он стоял позадь забора». Она была одета как всегда в красный байковый халат с глубокими карманами. Войдя, она сказала: «Я подумала и все-таки купила. В обычных аптеках этого нет, а в нашей – Четвертого управления – продают без рецепта, особенно пожилым людям, у которых гипотония». И она протянула меленькую пачку кофеина, сказав, что для повышения давления достаточно одной таблетки, чтобы Кир не злоупотреблял. И ушла к себе. Милка взяла пачку, внимательно рассмотрела и сказала: «Все-таки у старых большевиков всегда была смекалка, и они знали, на чьей стороне правда». Надо добавить, что жена и бабушка не то что враждовали, но всегда демонстрировали разные моральные установки. Но в случае Кира они сошлись.

Наступило утро четверга. Самое смешное, что тонометра дома не было – люди здесь давлением не страдали. Милка, правда, считала себя гипотоником, поскольку, когда не надо было бежать на работу, спала до двенадцати, а то и до часу. Поэтому и пила без конца кофе. Она поставила ему одну за другой две большие чашки очень крепкого кофе, подумала, налила третью. Кир отпил, но немного, уже не хотелось, да и без того в голове шумело, а еще надо было таблетку кофеина выпить. На автобусе доехал до поликлиники, находившейся на краю Тимирязевского парка, вошел в ворота, сквозь которые дорога вела в поликлинику. Уже войдя в ворота, он вдруг испугался, что кофе и таблетка кофеина не подействуют, разжевал и без воды проглотил вторую таблетку кофеина. Консилиум проходил на четвертом этаже, лифта не было, и Кир вдруг почувствовал, что каждый этаж дается ему с все большим трудом. К четвертому этажу он обливался потом, а ноги дрожали от слабости. Когда он вошел в кабинет, то поразился тому, как заволновались врачи, даже побледнели. «Вам плохо?» – спросила красивая участковая врач. «Да, чего-то еле дошел. Вроде с утра ничего не предвещало, а сейчас даже ноги дрожат», – честно рассказывал Кир то, что чувствовал. К нему подсел мужчина в халате, надел ему на руку манжету, начал нажимать рукой грушу, так что руку сдавило, приложил трубку к сгибу локтя, слушая его давление (тогда электронных приборов не было). Потом еще раз перемерил. Предложил сделать это же заведующей отделением. Потом долго сам слушал сердце. Потом сказал: «Немедленная госпитализация». Кир с трудом поднял голову, но сказал твердо: «Нет, у меня через десять дней экзамены в аспирантуру». Мужчина пожал плечами: «А вы доживете?». Кир был уверен, что доживет, и сказал честно: «У меня и давление оттого, что хочу в аспирантуру». И добавил поспешно: «Занимаюсь много». Врачи сошлись в кружок подальше от Кира и что-то говорили. И заведующая сказала, чтобы Кир подписал бумагу, что отказывается от госпитализации добровольно.

И Кир ее, конечно, подписал. Ему хотелось узнать, какой ему поставили диагноз, но, понятное дело, спрашивать это было неудобно. Поэтому он спросил только: «Очень высокое давление?» Мужчина сказал, что он услышал, мол, верхнее за двести сорок, а нижнее выше ста. Стоявшая рядом докторша попыталась урезонить пациента: «Может, передумаете, пока не ушли. Пришлем перевозку, больница рядом. Вам далеко до дома добираться?» Кир твердо помнил, что как раз напротив поликлиники – через шоссе – живет его друг Юрка Мостовой, квартира которого совсем невысоко, всего на втором этаже. «Доберусь», – сказал он довольно уверенно. Вышел из кабинета и, держась за перила, тихо спустился по лестнице. Его шатало, но все же он набрался решимости и вышел из поликлиники. Подошел к шоссе и очень внимательно, как никогда не делал, поглядел в обе стороны. Потом, осторожно переступая ногами, чтобы не завалиться, перешел на другую сторону. Мост увидел его из окна, и ждал его уже у подъезда. «Кир, ты рехнулся! Разве можно себя до такого состояния доводить. Я как из окна тебя углядел, даже испугался, что ты сандалии отбросишь, не дойдя до подъезда». Кир еле улыбнулся: «Ты же сам говорил, что борьба человека с бездушным механизмом сложна, но необходима». Мост покачал головой и, поддерживая за локоть, довел до своей квартиры.

Юрка Мостовой – отдельная тема. Гений человеческой судьбы. Киру он очень нравился, но он еще не понимал, что второго такого уже не увидит никогда, человека такой решимости и внутренней силы. Юрка был инженер, но любил гуманитариев. Когда они познакомились, он только перебрался из Питера, там его бросила жена, в Москве оказались общие друзья-филологи. Они разговорились вдруг на университетском психодроме. Мост говорил напрямую, что привыкший к длинным гуманитарным экивокам Кир оценил вначале как прямолинейность, а потом принял как настоящее общение. Но подражать даже не пытался, понимая, что по-другому устроен. Первая почти фраза, которую произнес Мост, глядя ему в глаза, была даже непонятной: «У тебя друзья есть? Ты в них уверен?» Кир удивился: «Есть, конечно. Я многое готов для них сделать». «А поехать ночью на другой край города по телефонному звонку, если друг просит?» Кир подумал, потом кивну: «Наверно, да». Мост сжал его плечо: «Это хорошо, что ты задумался, прежде чем ответить. Правильно. Но все же настоящий друг – это не только тот, для которого ты все сделаешь, но и который для тебя все сделает. Такие есть?». И снова Кир задумался, перебирая своих приятелей: «Не знаю, наверно, нет». Мост протянул руку: «Теперь есть. Ты, похоже, настоящий».

И вот они уже дружили два года. Разговоров много было. Мост был еврей, но с удивительным лицом крутого бойца, стригся почти наголо, так что в метро к нему как-то наклонился странного вида мужик и спросил: «Давно от хозяина?». Мост отпихнул его плечом и сказал: «Пошел вон!» И тот на следующей станции вышел. «Что он хотел?» – спросил Кир. «Он решил, что я от хозяина, ну из лагеря». Такие лица были у американских актеров вроде Кирка Дугласа, Грегори Пека – решительные, но не жестокие. Кстати, странно, что оба эти актера тоже были евреи, как, кстати, и Юл Бриннер из «Великолепной семерки», любимец всей подростковой молодежи в России. С женщинами, правда, он не церемонился, сказался печальный опыт женитьбы, когда молодая жена ушла к его другу. Близкому, добавим, другу. Но потом он нашел питерскую филологиню из славного семейства Тамарченко, женился и стал думать об устроении своей жизни. Он жил в коммуналке, вторую комнату занимали муж и жена, вечно оравшие друг на друга, жена временами уходила ночевать в ванную комнату. Для начала он умудрился отселить эту парочку, и они с Веркой и Веркиной дочкой Анулей получили двухкомнатную квартиру. Это был второй этаж, и одно из их окон выходило на крышу магазинчика, располагавшегося на первом этаже. Мост придумал там что-то вроде гостиной, где летом он устраивал отмечания разных событий. Он научил Кира пить спирт. «Какой же ты Галахтин, если спирт пить не умеешь! Евреи всё должны уметь, тем более полтинники». А потом он стал говорить об эмиграции в Штаты. «Я и без того внутренний эмигрант, мне здесь ничего не нравится, а я хочу нормально жить и нормально зарабатывать. Получать столько, сколько я стою». Кир писал какие-то полудиссидентские тексты в стол и возразил: «Но есть же высшие интересы». На что Мост ответил: «Ты гуманитарий, это твои проблемы. А я хороший математик и дорого стою. Здесь же я обречен всю жизнь крутиться вокруг ста двадцати рублей». Это «дорого стою» было для Кира открытием, он никогда про себя так не думал. Потом Мост занялся йогой, перешел на вегетарианство, и вся семья приняла новый образ жизни. Правда, Веркина дочка Анулечка играла с подругами в «колбасу», но Верка была в полном подчинении у мужа и полна веры в него, а дочка ее возразить Мосту боялась.