Дни, когда все было… - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Симонова cтр.№ 38

– Понимаю. Искусственный, конечно, не может похвастаться таким богатством проявлений.

– Что-что? – переспросила Катя, не расслышав.

Ничего-ничего, Катюша. Концы в воду. Оставим скользкую тему, на которой мы множество раз поскользнулись и столкнулись лбами и даже жаловались друг на дружку Анжелике. Какой стыд, однако. А со стороны Анны – еще и коварство. Негоже сеять и углублять раскол среди самых близких друзей. Ведь Анжелика тоже терпеть не может Катиного мужа. Даже она, добрейшая и тишайшая, однажды сказала: «Катя, у него простатит мозга». Катька тогда… в общем, плохо было с ней, дело кончилось чисткой крови. Пошла вразнос, а Анжелика пыталась расхлебать, развести беду руками, но рука бойца колоть устала. Перенапряглась и, не сдержавшись, выпустила пар. Нажила себе врага – того, который настоящий, а не искусственный. «На лицо ужасный, добрый внутри». Немало их таких. На всех Кати не хватит, а они перед ее дверью в очереди выстраиваются. Очень уж она теоретически и практически подкована по части десяти заповедей. Она словно монахиня-кармелитка в госпитале для прокаженных. У нее принцип «Чем другие хуже меня?». А общепринятое «Чем я хуже других?» приводило Екатерину в грустную задумчивость. Она честно пыталась ответить!

«Взгляни на человека, даже самого отвратительного, глазами его матери», – говорила Катя, и взгляд ее становился строгим и хрупким, и вздрагивала в руке сигарета, и на мгновение становилось космически легко полюбить каждого. Анна пробегала мысленным взором по своим ближним и дальним знакомцам, потом совсем по дальним, потом – по окровавленному виску бомжа, сидящего в луже собственной мочи у метро… Она старалась секунду-другую побыть хорошей матерью и для него тоже. Попытавшись один раз, она уже обречена была возвращаться к этому упражнению во вселенском материнстве. И какие уже могли быть мелкобуржуазные тезисы о пустяшном приданом и лучших партиях.

Болезненное и раненное жизнью дитя, как известно, матери милее. Катя была последовательна в своих порывах. Вот, например, есть мужчина. Наверное, не самый, но вполне себе отвратительный. Катя с ним знакома несколько лет, дружит. Иногда он приглашает ее на утомительные прогулки по лесным массивам. Там ей по ушам ездит, дает ей диски с эстетскими фильмами, книги разные чернушные, – то есть просвещает. Ему приятно, что его слушают. А все, кому это приятно, начинают хотеть большего. Не только чтобы слушали, но и слушались. Он начинает проявлять настойчивые знаки внимания. Екатерина пугается, колеблется, а потом, как это ей свойственно, начинает с хайдеггеровской строгостью к себе размышлять о том, почему бы ей на эти знаки внимания не ответить взаимностью. Действительно! Ведь чем этот хмырь с потным носом хуже ее?! Он тоже создание божье, и ни у кого нет права задирать перед ним нос, даже и не потный. Непоколебимая христианская логика. Точнее, Материнство.

Можно, правда, заподозрить, что Екатерина просто ловит рака на безрыбье. Что она себя не любит и оттого самоуничижается. И что недобрый был у нее отец. И что детская психологическая травма… Но все эти предположения, – кроме последнего, насчет которого история умалчивает, – не верны, чему Анна свидетель и под чем кровью подпишется. Катя с ее пепельными кудрями и веснушками получала предложение даже от… а впрочем, не все ли равно. Зачем ворошить неприкосновенное. Беспощадная к себе Екатерина имела четкую идеологическую платформу. Она знала, что отказать сильному здоровому мужчине – меньшее зло, чем обидеть отказом слабого, больного и невыносимого. Спорить с Катей бессмысленно. С миссией не спорят. Тем более жалкими доводами о возможной лучшей участи.

Кроме того, Кате палец в рот не клади, она откроет спокойный и улыбчивый встречный огонь. Дескать, покажи пример, Анна-искусница, найди хотя бы для себя человека, в котором все прекрасно – и душа, и тело, и лицо, и мысли. Пока ты вроде бы в таком же безуспешном и напряженном поиске, что и я.

И с величайшими муками поменяла шило на мыло. Только к «мылу» прибавляешь уважительное отчество – видимо, в подтверждение того, что мучилась не зря. Был просто Вадим, теперь – Данила Дмитриевич. Но ты по-прежнему сотрясаешься от рыданий! Так твоей ли коровушке мычать…

Риторика Катина будет не язвительной, а сочувствующей. И сольются их с Анной голоса в мелком бисерном сетовании, – вместе им слишком весело для того, чтобы огорчиться всерьез! – о том, как тяжела их общая миссия с тайным смыслом. Смысл тайный и с годами не проясняется, а затуманивается. Ну зачем же они всеми перстами вцепились и держатся за своих невыносимых и неприкаянных, с отчеством и без оного? Если все так беспросветно, и никакой радости, и никакой гармонии, то какого лешего столько лет на них убито и не пора бы открыть кастинг на сайтах знакомств, уехать бебиситтером в Калифорнию, вернуться к родителям на Урал…

Постылые варианты на выбор станет перечислять Анна.

Постой, постой, – заартачится Екатерина. Гармонии, может, и не было, но радость-то, радость была! Она накрывает как волна, и предъявлять ее, как паспорт, никому не нужно. Она для каждой твари божьей своя. Кому хорошо перетряхать нутро в атлантическом шторме, переплывая на яхте с одного Канарского острова на другой, а кому – в «Икее» купить этажерку провизорской наружности. А кого прет от того, что кубышка растет, и санузлов в жилище все больше, и движок у тачки все мощнее. И любая радость имеет смысл без всякого оправдания в налоговой и товарищеских судах. Ныне и присно.

Екатерина умела идеологически взбодрить. Она вдруг произнесла с неожиданной резкостью в голосе:

– Знаешь, есть такой человек… Он может помочь. Только слушай сейчас внимательно.

И от этой фразы полетело эхо в прошлое и будущее одновременно. Анна слушала невнимательно, не проникаясь знамением. За добрый порыв, конечно, спасибо, но пропущу сказку о Настоящем человеке мимо ушей. Как в такое верить?! Даже из Катиных уст. Дело не в Катюше, просто питерские рецепты не действуют в Москве. Примерно как имена Бога, которые имеют этническо-географическую привязку. В Индии скорее помогут Будда, Кришна или Ганеша, нежели Христос, Аллах или Иегова. Что отнюдь не расшатывает вероисповеданий, как полагала Анна. Однако своим спорным тезисом не злоупотребляла, просто знала про себя: то, что в Питере в самый раз, в Москве не катит. Но Екатерина непривычно настаивала. «Есть такой человек» казалось смехотворным заклинанием, которое, впрочем, сумело произвести гипнотический эффект. Потому что пока живу, надеюсь. Очень сложно запретить себе верить в Такого человека… как сумрачно выражался Вадим, «одного из тех четырех, что понесут твой гроб». Бр-р, чур меня, чур, отгоняйте катафалк, я пока пешочком! Так отмахивалась Анна от пугающих образов, порожденных весенними депрессиями бывшего мужа. Но бывший муж все никак не становился бывшим – цепкие у него образы, и время от времени хотелось поговорить с ним по-хорошему. Не то чтобы обратно под его холерическую пяту, но на денек вернуть все как было, проплакаться, отмокнуть, – да хотя бы постирать белье в его стиральной машине, что когда-то мнила себя совместно нажитым имуществом. За что было перед Данилой Дмитриевичем стыдно. Анна даже сознавалась ему в своей печали. Данила сам просил о честности. Но даже будучи разочарован ею, все равно испытывал горькое торжество от того, что все его подозрения оправдались. И вот тогда приходилось с трепетным гневом опровергать, спорить, доказывать, посыпать голову пеплом полуправды. «Нет, ты не понял, я имела в виду совсем другое. Я скучаю не по Вадиму, а по той жизни. Нет, это не значит, что мне в ней было хорошо!.. А что же значит?