Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Лавров cтр.№ 94

Азеф подумал: «Возражать — себе во вред!» Согласно кивнул:

— Да, да, Гриша! Но народу и партии необходимо идеологически обосновывать наши акты…

Гершуни расхохотался, обнажив желто-зеленые зубы, цинично признался:

— Брось этих глупостей! Если это кому-то надо «идеологически» обосновывать, то за этим дело не станет, сколько угодно! Богданович, скажем, наводил порядок, когда были бесчинства в Златоусте. Вот мы так и назвали это — «Златоустовская бойня». Оболенский арестовал зачинщиков в Харьковской губернии, когда те жгли и грабили помещичьи усадьбы во втором году? Это значит — Оболенский «узурпатор», к тому же «кровавый». Ха-ха-ха! Ловко?

— Гриша, на твой мудрый взгляд, кто должен ответить за погромы евреев в Кишиневе?

Гершуни от удивления аж задохнулся:

— Кто меня спрашивает за это? Или мне это померещилось? В погромах виноват руководитель полиции Плеве! Ты, Иван, что, сомневаешься? Клянусь честью! Всякая сволочь разрушала еврейские дома, насиловала, убивала, не щадя даже детей! Где была полиция? Где были войска? Пострадали сотни евреев, арестовано и предано суду не больше десятка погромщиков. Вот за это и ответит Плеве! И то же впишем в счет царю Николке.

Азеф больше всего боялся убийства Плеве. Когда он думал об этом, то у него от тоски сводило скулы: «Если Плеве погибнет, то охранка мне никогда этого не простит!» А что сделать, чтобы этого покушения не произошло? Убедить Гершуни, чтобы запретил это покушение. Вот почему теперь Азеф несогласно замотал головой:

— Гриша, то, что сказал ты, хорошо для листовки или для митинга. Я для себя хочу разобраться, но мне не совсем понятно… Ведь ни одно государство, ни одно правительство ни при каких обстоятельствах не может желать себе бунтов и погромов, потому что они ему невыгодны и даже страшны. Мятежная сила, вчера направленная против евреев, сегодня обязательно повернется против богатых русских, а завтра — против правительства и самодержавия. Разве не так?

Гершуни скривил лицо:

— Не имей эту привычку спрашивать глупостей! Меня спрашивает тот, кого я хочу оставить преемником по партии, завещать свой трон? Если ты будешь так думать, то ты, Иван, никогда не станешь счастливым. Зачем нам знать, кто организовал эти погромы? Я сморкаюсь на эту «правду». Пусть погромы организовала тетя Хая. А что это не Николка, я и без тебя знаю. Погромы царю не нужны. И Плеве погромы не нужны, потому как не нужны для его карьеры. Но есть, — Гершуни ударил ребром ладони по столу, — есть высшая по-ли-ти-ка! — Он особенно вытянул это слово. — Запомни, Иван, навсегда: всё, абсолютно всё, что делает наш враг, даже самое хорошее, нужно поворачивать против него. Понял? Это и есть высшая по-ли-ти-ка. Иван, я тебя люблю, давай выпьем, поцелуемся, и больше не спрашивай за всякую чепуху!

Выпили, поцеловались в губы. Гершуни поманил пальцем метрдотеля, спросил:

— Мальчики есть?

— Не держим, у нас за это в тюрьму посадят.

— А девочки есть?

— Обязательно!

— Пришли нам трех блондинок, но чтобы, — показал на грудь, — были пышными, и еще одну брюнетку, чтобы здесь, — ткнул пальцем, — почти ничего, кроме сосков, не было.

— Четырех? — удивился метрдотель.

— Ты плохо учился по арифметике? Че-ты-рех!

…Во втором часу ночи, прихватив проституток, из которых одна, тощая, оказалась немкой, а остальные, пышные, приехали на заработки из Чернигова, партийные друзья отправились догуливать в люкс Азефа.

Государь, всегда спокойный и доброжелательный, на сей раз сильно гневался. Он вызвал министра внутренних дел Плеве в Царское Село. Они встретились в Александровском дворце, и государь не протянул руки, не предложил своему министру сесть. Государь устроил министру взбучку:

— На что это похоже? Всякая рвань в Кишиневе насилует еврейских женщин, грабит дома, а чем занимается полиция? Полиция приходит тогда, когда погромщики с награбленным добром уже разбежались по домам. Выявить виновных и сурово наказать!

Плеве хотел объяснить, что виновные уже арестованы и ведется следствие, но государь оборвал его:

— А убийство Богдановича? Среди бела дня стреляют отравленными пулями в губернатора, а виновные опять не найдены!

Плеве кротко сказал:

— Государь, я готов подать в отставку…

Государь гневно раздул ноздри:

— Вот чего мы захотели — в отставку! Ну давайте, давайте все отставимся, разъедемся по своим усадьбам, а что станется с Россией? Надо дело всем миром делать, не гоняться за убийцами, а предупреждать преступления. Чего ждать дальше? О чем говорит двухдневный погром в Кишиневе? О том, что террор подхватывает толпа, о том, что террор вот-вот сделается массовым. Я не дорожу своей жизнью, но я дорожу Россией. Что станет с Россией?

Плеве устало посмотрел в глаза государя:

— Поверьте, я делаю все, что в моих силах. Но у меня полное ощущение, что тысячи людей словно лишились разума. Интеллигенция, богатая буржуазия и, разумеется, склонное в силу молодого темперамента к нарушению дисциплины студенчество — все радуются беспорядкам, как Рождеству с подарками… Террористы идут на казнь с улыбкой, тюрьмы для политических сделались чем-то родным, желательным. Нет, я отказываюсь понимать это сумасшествие!

Государь задумчиво покачал головой, смягчил тон:

— Я тоже этого не понимаю! Наша задача — выяснить причины этого психоза и разумными мерами лечить его. Мы не можем наказывать тысячи людей, но наказать главарей террора — наша обязанность. И вы, Вячеслав Константинович, наш главный врач! — Улыбнулся. — Успехов!

Вернувшись в Петербург, Плеве вызвал к себе Зубатова. Тот увидал на столе министра некую странность — портрет еврея с всклокоченными у висков волосами и шальным взглядом. Плеве говорил на повышенных тонах о ширящемся терроре. Потом ткнул пальцем в портрет:

— Знаете, кто это?

— Какой-то иудей, что ли?

— Фамилия этого иудея вам хорошо известна — Гершуни. Пока палач Филипьев не вздернет его, портрет этого злодея будет стоять у меня на столе. Ведь у вас есть секретный агент, внедренный в руководство партии эсеров?

— Да, есть.

— Кто он?

Зубатов замялся, но все же твердо сказал:

— Вячеслав Константинович, у нас не принято раскрывать секретных агентов.

— И хорошо, не раскрывайте! Но здесь совершенно особого рода случай. Прикажите, чтобы он явился ко мне. Я сам желаю с ним поговорить.

Зубатов решил, что ослышался: еще никогда министры не встречались с секретными агентами. Но виду не подал.