Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Лавров cтр.№ 30

— Надо напугать!

— То есть? — Ратаев вперил любопытный взор в Азефа. — Каким образом напугать?

Азеф сказал:

— Это так просто! Проставьте на почтовом конверте штемпели княжества Финского и опустите в почтовый ящик Аргунова.

— Пустой конверт? — изумился Ратаев.

— Зачем пустой? — Азеф с грустью посмотрел на собеседника. — С запиской, желательно на финском языке: «Шпики пронюхали о типографии, грозят серьезные неприятности. Доброжелатель». И осторожно следите за Аргуновым. Как только он найдет какого-нибудь чухонца (их в Москве сотни!), который ему переведет текст или, вероятнее, сделает перевод с помощью словаря, так тут же отправит в Финляндию шифрованную телеграмму: «Демонтируйте!» Так узнаете адрес типографии, и, вероятнее всего, она перестанет существовать.

— Гениально! — Ратаев обнял Азефа, расцеловал. — Что коньяк не пьете? Прошу, шустовский!

* * *

В тот же день специалист-график фальсифицировал почтовые штемпели на конверте. На другое утро письмо лежало в ящике у Аргунова. Не прошло и суток, как в Хельсинки полетела шифрованная телеграмма: «Типография провалена, срочно демонтируйте!»

Аргунов, Чепик и самая красивая девушка партии, с которой Азефу только предстояло познакомиться, — Дора Бриллиант, собравшись в Доброй Слободке, ломали головы: какой благодетель прислал письмо? Предположений было много, верного ответа — ни одного. Пришли к выводу: это кто-то из полицейских, сочувствующих революции.

* * *

Ратаев занимался любимым делом: самостоятельно и весьма ловко печатал на ремингтоне «Агентурные сведения» в Петербург:

«21 декабря 1899 г.

Коснусь теперь деятельности нового Приятеля (одна из агентурных кличек Азефа. — В. Л.). Помимо Немчиновой, Соломона, Артура Блюма, он познакомился со стародавними нашими знакомыми… Покровскими, крестником Особого отдела Левинсоном (фармацевтом); проник в общество вспомоществования лицам интеллигентных профессий…; принят в сотрудники затеваемого Немчиновой „Общедоступного техника“… и, наконец, зачислен в издательскую немчиновскую группу, которая образовалась после получения Немчиновыми громадного наследства… Словом, перспектива рисуется у него (Азефа) прекрасная…»

* * *

Тем временем в Финляндии начался переполох. Решили срочно типографию демонтировать и подыскать для нее другое место, а именно в сибирской глухомани.

…Авторитет Азефа в глазах охранки подскочил до верхнего предела. Замыслы Азефа действительно были гениальные. Великий агент приступил к осуществлению задуманного.

Во «Всеобщей компании электричества» Азеф быстро завоевал авторитет. Он был толковым и энергичным работником, его голову распирали неожиданные и смелые идеи, которые шли на пользу дела. Жалованье выросло до ста семидесяти пяти рублей.

В среду 18 февраля девятисотого года Азеф сел в международный вагон на Брест-Литовском вокзале и отправился в Германию. Это была служебная командировка.

На обратном пути завернул в Могилев. Тут, в доме своих родителей, ждала Люба. Она еще более прибавила в весе, лицо стало круглее, а ростом словно сделалась еще ниже, бедра раздались — в глазах Азефа, женщине это только добавило очарования. Люба приехала сюда из Швейцарии.

Азеф, возвышавшийся горой над Любой, нежно расцеловал ее и вопросительно огляделся:

— Где мой Леня, прелестный ребенок, похожий на свою очаровательную маму? Я соскучился о нем…

Люба, как о каком-то пустяке, заметила:

— Это же не слыхано — путешествовать с малышом! Я его пока оставила друзьям, у них шале под Лозанной.

— Надо было взять няньку… — начал было Азеф.

Люба его резко оборвала:

— Что с этого было бы, Евно? Няньки — это буржуазная отрыжка, эксплуатация трудящихся.

— Но как можно бросить малыша у чужих людей? — продолжал возмущаться Азеф.

Люба, видимо, решила сразу показать, кто в семье главный. Она подбоченилась и снизу вверх взглянула в лицо мужа:

— Евно, я дам вам адрес, вы можете хоть сегодня отправляться за Леней и воспитывать его сами. Как дважды два.

— Но у меня служба! — задохнулся от возмущения Азеф.

— Правильно, вот вы и командуйте в своей электрической компании, а Леню я буду воспитывать сама. И попрошу вас, Евно, впредь в женские дела не лезть. Лучше дайте денег.

На другое утро супруги Азеф сели на поезд до Москвы, и колеса бодро стучали на стыках — открывалась новая страница жизни.

Все люди — плоды наследственности и привычек.

Отец Любы имел хорошие деньги, но был отчаянным скрягой, дрожал над каждой копейкой, словно собирался жить Мафусаилов век. Домашним выдавались гроши, одевались они немногим лучше, чем бродяги. Большой дом Григория Ефимовича Менкина представлял печальное зрелище: он всегда был неубранным, немытым, неуютным. Носильные вещи, грязные тарелки с остатками еды находились где придется.

Так что Люба с детства не имела привычки к порядку. Ей по нраву был неприхотливый студенческий быт. Более того, скудность этого быта считалась как бы необходимостью для всякого, кто называл себя революционером.

Оказавшись в трехкомнатной квартире Азефа на Воздвиженке, Люба была поражена блестящим паркетом, роялем, резной дубовой мебелью, хрустальной люстрой, коврами на полу и картинами на стенах. Маша и Вера, под надзором Азефа, навели тут замечательный порядок.

Надо заметить, что последние недели перед выездом за Любой Азеф бегал за покупками на Сухаревский рынок, где по случаю приобрел несколько живописных полотен, которыми украсил стены. Он не то что любил жену, но считал ее принадлежностью своей жизни, порой скучал о ее обширном и сладком теле и теперь ждал ее восторгов и благодарных слов.

Но вышло все иначе. Люба боялась уюта и порядка. Сами эти понятия были несовместимы с ее хаотичной натурой. Поэтому она строго, как городовой на нищего, посмотрела на мужа:

— Евно, что это за несчастье? Камин, экран, бронзовые фигуры, штофы, черное древо. Здесь музей или что? А две девки-горничные, которые зачем-то мелькают сюда и туда? Тьфу, мещанство, от которого тошнит. Революционер обязан жить без всяких роялей, слуг и выкрутасов. Давайте срочно съедем отсюда!

Азефу горько было слышать сетования супруги. Он с укоризной посмотрел на нее:

— Перестаньте скандалить, вас слышно в переулке. Зачем клеймить меня как пособника буржуазии? Люба, крошка моя, ведь я все это делал для тебя, для нашего малыша. Люба, хочу видеть тебя счастливой, и вот нате вам! — Азеф совсем не желал ссориться, привлек жену к себе, обнял, миролюбиво заурчал: — Мой цыпленок, я так хорошо теперь зарабатываю, а эта квартирка нам обходится сущие пустяки. И потом, по московским меркам, это очень скромное жилище. Ведь наш домик — современник пророка Моисея, когда тот на Синай восходил. Вот я был у Аргуновых, так у них нисколько не хуже, а он — один из руководителей партии…