Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Лавров cтр.№ 139

Слушатели были в восторге, а Волчок со смехом сказал:

— Но трешник, на который меня оштрафовал Медников, пропал.

Азеф сделал успокаивающий знак рукой и великодушно пророкотал:

— Я «зелененькую» возвращаю вам сторицей: вот три тысячи марок!

Волчок вытаращил глаза.

— Это громадные деньги! — Вздохнул: — Спасибо, я у этих немцев поиздержался! Хочу в Россию возвращаться, скучаю. Там жена Раиса Васильевна, милая женщина, дочка Леночка — красавица… Этих денег мне вполне хватит. Я так был рад встретиться со старым знакомым, прощайте!

Азеф и Ломакин уже за полночь вместе покинули «Эрмитаж», пошли гулять по ночному Берлину. Морозец усилился. В свете электрических фонарей бриллиантами сверкали свежие снежинки. Воздух был чист и свеж, на сердце наступило блаженное чувство покоя и умиротворенности.

Азеф поднял голову и долго глядел в черную провальную пустоту неба. Перевел взгляд на собеседника, сказал:

— Виктор Иванович, мы вряд ли еще увидимся. По этой причине мне легко быть откровенным. Вы первый, да и наверняка последний, с кем я так искренен.

Ломакин с интересом глядел на собеседника.

— Почему директор Департамента полиции Лопухин в восьмом году выдал вас террористам? Отчет суда вышел отдельной книжкой. Помнится, там прямо утверждалось: весь розыск по самой преступной партии — эсеров — велся по вашим указаниям. Именно благодаря вам были спасены жизни многих сановников, вы сорвали несколько покушений на государя. И вдруг — разоблачения Лопухина… Вся Россия недоумевала. Ведь за это преступление суд приговорил его к длительной ссылке в Сибирь, пока в 1912 году его не простил государь. Так в чем дело?

— Я сам долгие годы недоумевал. Одно дело — полоумный Бурцев, который делал себе карьеру на разоблачении агентов. Но аристократ и хорошо образованный Лопухин? Я не верил, что он по своей воле пошел на предательство. Так в чем дело? В двенадцатом году в Берлине я повстречал двоюродного брата Лопухина — Алексея Сергеевича. Он мне открыл глаза на правду. Лопухин в восьмом году находился в Париже и тут получил срочную телеграмму из Лондона, что похищена его дочь, восемнадцатилетняя Татьяна. Он бросился в Лондон, но в Кёльне в поездное купе вошел Бурцев и сказал: «В обмен на освобождение дочери вы должны сделать заявление в печати об Азефе, иначе ваша дочь будет убита! И дайте слово, что никогда никому о нашей беседе не скажете». Лопухин пошел на все, дочь получил обратно, а я с той поры оболган, был вынужден скрываться от боевиков. Я всегда был штатным сотрудником Департамента полиции и по возможности честно выполнял свои обязанности.

Ломакин спросил:

— Что это значит — по возможности честно?

— Если бы я все сведения без разбора сообщал полиции, то меня боевики разоблачили бы очень быстро. Как это произошло, скажем, с Николаем Татаровым. Разоблачили Зинаиду Жученко, Гапона, Бейтнера, Бржовского, Андрея Родионова, Марину Пятакову и многих других. Я всей своей натурой ненавижу жестокость и убийства. Я использовал всякую возможность сорвать террористический акт. И пытался отговаривать юношей, обманом вовлеченных в преступную партию, не пачкать руки кровью. Вот почему мне приходилось лавировать между боевиками и полицейскими. Вот почему те и другие годами охотились за мной.

Ломакин с любопытством слушал собеседника. Спросил:

— Газеты писали о «массовом терроре», который пытались развязать эсеры. Что это такое?

Азеф согласно кивнул:

— Гершуни, Гоц, Чернов, Брешковская, Савинков, Маня Селюк еще в начале века носились с этой бредовой идеей, чтобы террор, убийства в массовом масштабе осуществлял сам народ. Но только теперь, когда до власти дорвались большевики, этот террор делается массовым: уничтожаются сотни тысяч людей, пылают дворцы и усадьбы. Так что мечта смутьянов осуществилась. И теперь все видят, что террористы просчитались, никакого рая на земле построить не удалось. Они были никудышными математиками. Как писал Герцен, «преступники — это плохие счетчики».

Ломакин улыбнулся:

— Кстати о математике. Евно Фишелевич, когда-то я сказал вам, что миром управляет математика. Тщательный анализ собственных обстоятельств и точный расчет последствий наших поступков помогут обрести жизнь совершенную. Вам удалось это?

Азеф горько вздохнул:

— Я всю жизнь стремился просчитывать последствия своих ходов. Я уподоблялся шахматисту. Но слишком часто я имел не одного противника — террористов, но и второго — охранку. Каждый из них играл свою партию, а мне приходилось учитывать все их ходы. Причем ходы врагов (террористов) и друзей (охранки) вносили хаос на доске. Эта доска называется реальной действительностью. Ставками здесь были человеческие жизни. И все же я порой просчитывал до полутора десятка ходов. И от этого испытывал необыкновенное счастье.

Ломакин подумал: «Когда еще выпадет такой случай — беседовать с самим легендарным Азефом!» И он спросил главное:

— Если бы начать все сначала, вы вступили бы на путь борьбы с революцией?

Азеф собрал на лбу складки, тяжело отдулся и сказал:

— Можно бороться и побеждать кучку выродков — революционеров и террористов. Типы эти — исчадие ада, хотя среди них и попадаются наивные люди с чистой душой, искренне жаждущие принести пользу народу, но революционные вожаки — люди расчетливые, безжалостные эгоисты. Однако здесь… народ российский словно обезумел, нет, не весь, но многие, многие тысячи страстно мечтали о каких-то «коренных переменах». Против народа нельзя идти, это все равно как пытаться остановить наступление ночи. В этом была моя ошибка. Я не изображал благодетеля, не ставил перед собой великих задач, но все, что я делал, было ради укрепления империи. Годами я пребывал в ужасе, опасаясь расправы. И вот все пошло насмарку… — Азеф надолго замолчал, потом горько вздохнул: — Народ наделал глупостей, он за них и ответит. — С непередаваемой тоской заглянул в глаза собеседника. — У меня отчетливое ощущение, что наступило полное крушение морали и кризис образа мысли. Пока народ не очухается, ужасы будут длиться и шириться. Германские шпионы, называющие себя большевиками, захватили власть в России. Чтобы оправдать свое беззаконие, они будут лгать на великую и сильную Российскую империю, которую разрушили. Ложь — это гвозди, которыми негодяи заколачивают гроб, в который спрятали истину. И уже через одно-два поколения люди начнут верить этой лжи.

Ломакин осторожно сказал:

— А что ваша жизнь?

— Ошибка стоила мне дорого. У меня теперь ничего нет, даже честного имени. Я потерял жену Любу, которая поменяла фамилию и сбежала от меня в Америку с двумя сыновьями — Валентином и Леонидом. Я был богат, но война унесла бóльшую часть моих капиталов, ибо слишком доверял банкам. Тюрьма лишила меня здоровья. Два с половиной года в Моабите без вины, только потому, что я — Азеф.