Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Лавров cтр.№ 131

Никитенко помотал головой:

— Поздно, я не могу оставить товарищей… Да, признаюсь, азарт велик: шутка ли, самодержца взорвать!

— Э, братец, чего захотел! А Савинков говорит: «Коли убьем Николашку, другой на престол сядет — куда хуже будет, задавит нас, революционеров!» А Николашка мягкий, слабый.

— Я решил, и я сделаю! — упрямо мотнул головой Никитенко. — Взорву!

Азеф принял к сведению: «Не застрелить — взорвать!» Решил пустить последний козырь, сказал то, о чем не принято говорить в среде боевиков:

— А ты подумал, как тебя вешать будут?

Лицо Никитенко скривила болезненная гримаса, и его стошнило в салфетку. Он выдавил из себя:

— Зачем же вы так?

…Утром другого дня Азеф сел на поезд и отправился в Петербург — обрадовать Герасимова важными сведениями.

Азеф пришел на конспиративную квартиру по Итальянской улице, 15. Здесь жил Герасимов. Кроме Азефа, никто не знал этого адреса, за исключением уборщика.

Герасимов встретил Азефа как любимого родственника. Выписал ни с того ни с сего премию — тысячу рублей, устроил широкий загул.

Азеф выложил все, что знал. Герасимов счастливо потер ладони:

— Спасибо, это уже крепкая зацепка! Не зря я в вас верил. А молодой Наумов, каков? Отец — приличный человек, а сын подлец, право. Впрочем, именно Наумова и его ближайших сообщников пока что оставим на свободе, последим за ним, раскроем связи, соберем материал для прокуратуры.

Медников установил скрытое наблюдение за Наумовым и Никитенко.

Уже в ближайшее воскресенье его любимый филер Геннадий Волков, по кличке Волчок, возглавлявший группу из трех человек, доложил:

— Евстратий Павлович, не обижайтесь, но вы человек мудрый!

Медников усмехнулся:

— Ну что еще?

— Вот вы не пожадничали, денег выдали почти в достатке, они как раз понадобились. Прослеживали мы Плешивого. Он с приятелем на извозчике добрался до трактира Палкина, что в доме под нумером сорок семь по Невскому проспекту. У Палкина все дешево, за рубль можно и утробу набить, и водочки пропустить.

Медников не имел привычки перебивать, он с интересом слушал рассказ о Плешивом — такую кличку дали Владимиру Наумову. По описанию примет понял, что его спутник — Никитенко. Волчок ел глазами начальника и с восторгом продолжал:

— Нырнули Плешивый и его спутник в подвал, я за ними. Смотрю, а он уже ручкается… С кем бы вы думали? С военным в форме казака царского конвоя, портупея, погоны, барашковая шапка — все при нем. Сели они за дальний стол, в углу, где потише, заказали щи, котлеты, большой графин водки. Шушукаются, лица серьезные, сразу видно, замышляют. Я тоже заказ сделал. Наблюдаемые час пятьдесят минут уминали, а потом снова за ручку попрощались, казак первым ушел. Своих я оставил следить за Плешивым и приятелем его, а сам — за казаком. Осторожненько проводил его, а он сел на поезд — и в Царское Село. Я его до ворот Александровского дворца вел, а дальше не пошел — стража не пустит.

— Как вел себя казак?

— В городе спокойно, а как со станции сошли, так на меня раза три оглядывался.

— Опознать казака сумеешь?

— Обижаете сомнением, Евстратий Павлович.

Обнял Медников филера:

— Фартовый ты человек, Геннадий Иванович! Чует мое сердце, не избежать тебе премии…

— Спасибо, Евстратий Павлович, так нас трое разведчиков было, Загоровского и Федулова не забыть бы! Я рапортичку сейчас заполню и отчет по расходам составлю.

— Лишнего много не пиши, в меру, а то и по уху можно схлопотать.

Герасимов позвонил по телефону жандармскому полковнику Спиридовичу, который в то время наблюдал порядок в Царском Селе.

— Хочу приехать к вам с Медниковым и филером Волковым. Надо опознать казака из охраны конвоя да сделать у него негласный обыск.

Спиридович рассмеялся:

— Милости прошу, только зачем опознание? Полагаю, что фамилию казака могу вам назвать — Ратимов.

— Как? Неужто вам известно, что он встречается с подрывными элементами? — изумился Герасимов.

— Разумеется! — В голосе Спиридовича звучали нотки превосходства. — У нас муха без контроля не пролетит! Еще месяца три назад социалисты начали разлагающие разговоры с Ратимовым. Тот сразу же доложил об этом своему непосредственному начальнику князю Трубецкому. Князь занял неправильную позицию. Он приказал: «С этой рванью больше не знайся, да и вообще молчи, что тебя пытались вовлечь! Честь полкового мундира превыше всего. Не будем бросать тень на весь казачий конвой!» А на прошлой неделе к Ратимову подольстился молодой человек по фамилии Наумов и с ним еще один в форме морского лейтенанта, по трактирам начали водить, звали в публичный дом и в революцию совращали. Ратимов снова к Трубецкому: дескать, так и так. Видит князь, дело порохом пахнет…

Герасимов прервал монолог:

— Я буду у вас вечерним поездом, мне надо беседовать с Ратимовым.

Ратимов оказался из кубанских казаков, рослым, крепким в плечах, с густой в завитушках бородой человеком. Было ему лет за тридцать. В конвое находился шестой год, и отзывы о нем были самые отличные. Говорил он размеренно, спокойно, глядя в лицо Герасимова:

— Ваше превосходительство, с этим самым Наумовым я познакомился на почте, когда ходил письмо для родителей в ящик бросать. Он стал меня сначала про службу спрашивать, про родителей, одним словом — подольщаться. Пойдем, говорит, в трактир, пропустим по чарочке, покалякаем за жизнь, потому как нынче я при деньгах. Отвечаю: «Не выпить за чужой счет, так совесть до смерти замучит», — а сам понимаю, что дело нечисто. Выпили. Он и начал политику подводить. Дескать, скоро революция, кто желает отличиться, тому при новой власти большие чины и деньги будут. Я спрашиваю: «Что, к примеру, я должон сделать?» Вот, говорит, возьми книжечки и листовочки, в которых вся правда изъяснена. Ты, говорит, потихоньку товарищам своим разложи в спальне, и пусть они постигают, а тебе, держи, за то денежное довольствие — пять рублей. Взял я пятерку и эту упаковку да прямиком к командиру своему, полковнику Трубецкому. Он обругал меня и в печку швырнул всю пропаганду. Говорит: «Ешь пирог с грибами, держи язык за зубами!» А уж потом Наумов и его приятель-моряк, назвался Борисом Николаевичем, стали сызнова ко мне подольщаться. Тут мой полковник рассвирепел и доложил жандармскому полковнику господину Спиридовичу. Тот приказал: «Общайся и на все соглашайся, а мне каждый раз в подробностях докладывай!» Нынче вот Борис Николаевич интересуется: «Всех ли казаков царь в лицо помнит? Можно ли постороннему человеку в кабинет царя проникнуть? Возможно ли чужаку подойти к царю, когда он в парке гуляет? Можно ли мину заложить под комнатами царя?» Я ответил, что в конвое сто казаков, разве можно всех упомнить? Постороннему проникнуть в кабинет к царю можно, коли он в казачьей форме. В Царскосельском парке государь всегда гуляет один, а охрана поодаль держится, чтобы от мыслей не отвлекать. А если мину подложить, так кабинет государя находится в бельэтаже, под которым много комнат, и проникнуть туда есть возможность. Тогда Наумов сказал: «На, держи червонец и сделай план Александровского дворца с коридорами, подвалами и погребами. И твое имя покроется славою, как Ивана Сусанина! А если хочешь капитал срубить — триста рублей, так мы тебе мину предназначим, и ты сразу иди во дворец и под кабинетом установи!» Вот, ваше превосходительство, такие прощелыги! Они меня в субботу будут после обеда ждать у почты. Как прикажете действовать?