Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Лавров cтр.№ 13

Ехали в одиночку, ехали семьями — большой город манил властно.

Люди были нужны везде, промышленники не отставали от строителей, норовили высоким жалованьем переманить пролетариев к себе. Но строительный труд на воздухе был все же ближе крестьянскому сердцу. Овладевали новым делом: кирпич класть, раствор готовить, отвес ставить, кровлю железом крыть. Русский человек, когда нужда подопрет, умеет ловко перенимать дело и хорошо трудиться, а терпения и привычки к физическому труду было не занимать.

Нескончаемые подводы подвозили каменные блоки, кирпичи, щебенку, мешки с портланд-цементом. Люди, как муравьи, шевелились, бегали, переругивались, но дело знали и трудились на совесть: то ли Бога боялись, то ли начальства опасались. Вот и вырастали дома-красавцы, от которых глаз не отвести: по пять, по шесть этажей, с балконами за узорчатыми решетками, с роскошными карнизами, лепниной, колоннами, пилястрами, причудливыми маскаронами на богатых фасадах.

Богатела империя, развивалась во всех направлениях. Работящие и трезвые люди богатели, все больше думали о грамотности и образовании, о просветлении души науками.

Смутьяны, называвшие себя революционерами, понимали: легко уловить сердце бродяги и ушкуйника, подбить на дурное дело — на воровство, убийство, неподчинение властям. И трудно охмурить, затянуть в свои пагубные тенета, увлечь зазывными ложными речами человека сытого, знающего цену своей голове и своим рукам.

Вот и усиливали революционеры дьявольскую, нечеловеческую энергию. Все больше от слов норовили перейти к делу. Тут и крестьянская жадность ко всякой копейке пригодилась, агитаторы знали, чем тронуть душу чернорабочего: «Мало платит тебе душегуб-хозяин, требуй прибавки к жалованью! Не захочет он простоя производства, себе в убыток станет с рабочим тягаться, вот и будешь в два раза больше получать, а работать меньше!»

Случалось, рабочие агитатору морду били, пенсне его на стеклышки разлеталось, а самого в участок отводили. Но в ином месте с любопытством лукавые речи слушали, и в сердце алчная надежда просыпалась: «А что, может, и правду козлобородый буровит? Может, к рублику полтину еще прибавят, если забастовку устроить? Где наша не пропадала, бастовать так бастовать!»

И бастовали, и полтину из хозяина вышибали, не понимая и не интересуясь тем, что эти полтины пошли бы на развитие промышленности, на строительство домов призрения для стариков, на строительство больниц и жилья для самих же рабочих.

Но не жалованье рабочих волновало смутьянов. Действительно, с какой стати им благо этих людишек с грубыми душами и заскорузлыми руками? У смутьянов была своя цель, сладкая, манящая, как греза юноши о прелестной красотке. Им страстно хотелось возвыситься над серой толпой, им хотелось власти.

Вот и мутили народ, и собой рисковали, и неопытную, с болезненной душой молодежь подбивали на дело страшное, кровавое: на убийство чиновников. Это вам уже не полтинничек, это уже потрясение умов, до полного затмения разума и совести!

И благополучная империя, одна из самых богатых и быстро развивающихся в Европе, если пока не закачалась, то почувствовала болезненные толчки.

Тем, кто был призван охранять устои государства, пришлось напрягать ум, усиливать деятельность в борьбе со зловредными элементами.

Москва понравилась Азефу. Беспрерывное движение саней, карет, куда-то несущиеся толпы людей — просто замечательно, здесь легко раствориться, это не захолустный Карлсруэ, где живешь словно в аквариуме — весь на виду.

Уже в первый день пребывания в старой столице Азеф позвонил в охранное отделение, где как раз находился его непосредственный начальник — руководитель Особого отдела Ратаев. В Особом отделе служили двенадцать чиновников и три «машиниста», которые печатали материалы на пишущих машинках. Документов был океан, только секретных и совершенно секретных более двадцати тысяч в год, и поток их возрастал.

Ратаев сказал:

— Вам отведены конспиративные апартаменты в гостинице «Альпийская роза» на Софийке. Портье назовете имя: Виноградов. Я буду у вас после шести. Ждите.

Ратаеву не терпелось поговорить с Азефом, но разговор с интересным агентом пришлось отложить до вечера. Дело в том, что Зубатов назначил совещание, на котором обещал присутствовать сам министр МВД Сипягин, прибывший из Петербурга для встречи с градоначальником великим князем Сергеем Александровичем.

* * *

Когда-то, за полтора десятилетия до описываемых событий, Зубатов, еще гимназистом, примкнул к революционному кружку, был задержан охранкой и быстро образумился. Поняв зловредность революционеров, он с легким сердцем поспешил всех их сдать.

Сережа Зубатов по окончании последнего, то есть седьмого, класса гимназии поступил на службу в полицию. Зубатов оказался человеком умным, страстно полюбившим полицейскую службу, а главное — он блистал великолепным организаторским даром.

Сам государь ставил в пример Зубатова, отличал его. И вот теперь в его кабинете появились важные персоны — Сипягин и его товарищ (заместитель) фон Плеве. За столом сидели еще с десяток чиновников.

Зубатов глядел в лицо министра и не опускался в кресло.

— Мы говорили о том, что, вопреки усилению работы по ликвидации, революционная обстановка накаляется, антиправительственное движение становится массовым, в недрах партий зреет террор. Надо что-то менять в нашей деятельности, иначе неизбежно грядет революция — страшная, кровавая, бессмысленная!

Сипягин был добродушным человеком. Вот и теперь он улыбнулся в пушистые седые усы:

— Террор — явление страшное, варварское. Но хочу слышать главное: что мы должны противопоставить? Усилить репрессии?

— И это тоже! Однако время упущено, теперь одними репрессиями не справиться. Толпа готова взбунтоваться, теперь нужны иные меры, более тонкие.

Сипягин шевельнул бровями:

— И что, Сергей Васильевич, вы предлагаете?

— Первое: необходимо разлагать революционное движение изнутри. Пусть возникнет взаимное недоверие, пусть пойдут склоки. Мы должны знать все, что происходит в революционных рядах, и предупреждать преступные намерения. Осознав свое бессилие и бесперспективность борьбы, многие отойдут от революции.

— А второе?

— Надо вбить клин между социалистами, которые замахиваются на святое — на самодержавный строй в России, и пролетариями. Этих прежде всего волнует экономическая сторона. Накорми досыта рабочих и крестьян, поддержи их требования по охране труда, сократи рабочий день, и революционеры останутся в одиночестве, без поддержки масс.

— А вы не пробовали вербовать или подкупать социалистов, вышедших из среды интеллигенции? — спросил хранивший до этого момента молчание Плеве.

— Чем интеллигентней человек, тем труднее с ним работать. А что делать, скажите, с людьми творческих профессий? Ведь порой, как поэт Бальмонт, напрямую призывают пролетариат к оружию. Теперь вообще стало поветрием, стадным инстинктом, гнусить по поводу «затхлой обстановки в обществе», вздыхать о якобы бесправных трудящихся.