Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Лавров cтр.№ 116

Сазонова и Сикорского судили вместе. Сазонов был приговорен к бессрочной каторге, Сикорский — к двадцати годам. Но уже 17 октября 1905 года по царскому манифесту сроки были значительно сокращены, а многие террористы и вовсе отпущены на свободу. Государь истинно скорбел о заблудших душах и христианским милосердием пытался исправить тех, кто был хуже бешеных псов.

* * *

Азеф узнал об убийстве Плеве в Варшаве. Он недоумевал: как Департамент полиции не предупредил покушение? Предательство? Что ж! Надо из этого дела извлекать для себя выгоду…

Позже эсеры дружно утверждали: Азеф так ловко повернул дело, что вся заслуга убийства Плеве досталась ему, как и значительная доля из тридцати тысяч рублей, израсходованных на это покушение.

* * *

Государь записал в дневник: «Утром П.П. Гессе (дворцовый комендант, генерал. — В. Л.) принес тяжелое известие об убийстве Плеве, брошенною бомбой в Петербурге против Варшавского вокзала. Смерть была мгновенная. Кроме него убит его кучер и ранены семь человек, в том числе командир моей роты Семеновского полка капитан Цвецинский — тяжело. В лице доброго Плеве я потерял друга и незаменимого министра внутренних дел. Строго Господь посещает нас Своим гневом. В такое короткое время потерять двух столь преданных и полезных слуг! На то Его святая воля!»

В воскресенье 18 июля в Министерстве внутренних дел было отпевание Плеве. Государь прибыл со своей августейшей семьей. Он горячо молился и просил у Господа спасения для России.

Конец Плеве стал началом быстрого распада Российской империи. Государя и его приближенных охватила паника, с которой они уже никогда не справились.

* * *

Террор продолжался.

Как невидимая глазу чумная бацилла может погубить самого талантливого и мудрого человека, так совершенно ничтожные извращенцы, одержимые манией разрушения, уничтожали лучших людей государства Российского.

Полковник Александр Васильевич Герасимов, начальник охранного отделения Харьковской губернии, был человеком умным, трезвым, исполнительным и обстоятельным. Это и стало причиной крупной неприятности, которая случилась с ним в последний день января 1905 года.

За промозглым окном бушевала буря, снежная каша била в окно, ветер завывал в трубе, а Герасимов сидел в своем теплом и уютном домике с цветущей геранью на подоконниках, вкушал утренний чай с абрикосовым вареньем и читал приятно пахнувшие свежей краской газеты. В них писали об ужасах, какие творятся в Москве и Петербурге, и Герасимов еще раз благодарил Бога, что может служить в спокойном Харькове, где не водятся сумасшедшие террористы с их браунингами и бомбами, зато в солнечных садах поспевают золотые яблоки, где цены на рынках дешевые, где сон глубок и долог и где, как известно, тишины полно.

Вдруг, как удар судьбы, задребезжал дверной звонок. Через минуту сисястая, широкозадая горничная-хохлушка внесла на подносе сиреневый бланк:

— Александр Васильевич, до вас срична телеграмма!

Герасимов оторвал облатку и прочитал: «Неотложно жду Петербург тчк Директор ДП Лопухин».

Герасимов упал на колени перед иконостасом, застонал:

— Господи, зачем я нужен в этом революционном вертепе? Перевод на службу? Так хорошо жил, и на тебе: «Жду!» Господи, чем прогневал я тебя? — Затих, подумал и отрешенно вздохнул: — Впрочем, да будет, Господи, воля Твоя, а не моя, только от приглашения в столицу я откажусь.

Герасимов отправился на службу, дал ценные наставления подчиненным, обещал быстро вернуться и сел на скорый поезд.

Спустя тридцать шесть часов утром 2 февраля провинциальный полицейский Герасимов находился в кабинете директора Департамента полиции Лопухина. Тот, забывая о присущей ему выдержке, нервно долбил ребром ладони по крышке стола, говорил быстро и сердито:

— Что творится! Дожили до последних времен, в баб и детей стрелять начали, а? Расстрел мирной демонстрации, да что ж это такое? Это преступление! Спровоцировали революционеры, ух, ненавижу эту нечисть. Наша задача — раздавить гидру, иначе социалисты задушат нас с вами, разорят империю, и вы в своем Харькове не отсидитесь, докатится, ох докатится от Питера до самых до окраин. — Побегал по кабинету, опустился на стул возле Герасимова. — Чрезвычайные происшествия последних дней требуют и чрезвычайных мер. Государь назначил Трепова петербургским генерал-губернатором с неограниченными полномочиями. Дмитрий Федорович нашел охранное отделение в жалком состоянии. — Ласково заглянул в глаза собеседника. — Я рекомендовал вас, Александр Васильевич, на пост руководителя охранки. В бытность мою прокурором Харьковской судебной палаты я имел счастье убедиться в ваших блестящих способностях. Не сомневаюсь, у вас и здесь все получится.

Герасимов замотал головой, замычал:

— Ну нет! Я ведь не Анна Каренина, я жить хочу, у меня жена и дети…

Лопухин перешел на строгий тон:

— Мы тоже не самоубийцы, но кроме личного покоя есть еще общественный долг. Отправляйтесь, господин полковник, к генерал-губернатору Трепову, он ждет вас. — Лопухин ядовито усмехнулся. — Там и объясняйтесь… если духу хватит. Трепов разместился в царских покоях Зимнего. — Снова перешел на иронию: — Трепов человек мягкий, обходительный, вы ему в жилетку поплачьтесь, и он снизойдет к вашим нуждам.

…Маститый и величественный Трепов не спрашивал о желаниях Герасимова. Увидав гостя, рослый красавец с лицом нормандского бога нахмурил лохматые, начинавшие седеть брови, уперся в посетителя суровым взглядом, словно Герасимов был виноват во всех неустройствах государства, заговорил веско и четко:

— Империя в опасности. Мне вас рекомендовали. Охранка развалена, она даже внешне напоминает персидский базар. Это возмутительно! Не теряйте времени, вступайте в должность и начальнической рукой наводите железный порядок. В Петербург заброшена террористическая группа. Готовят покушения на меня и на главнокомандующего Петербургским военным округом великого князя Владимира. Приказываю: уничтожить этих убийц. Любой ценой. Мой советник Рачковский введет вас в курс дел. Свободны!

Герасимов, полный сомнений, вступил в должность. Стал обходить свои владения, расположенные на Мойке, в большом доме под номером двенадцать. И первым впечатлением было изумление. Словно находился не в секретнейшей организации, а на базаре, что на Сумской площади: двери в кабинетах настежь, в проходах снует масса какого-то народа, о чем-то переговариваются, громко смеются, за служебными столами пьют пиво с бутербродами, играют в шахматы и явно не озабочены спасением империи.

В открытую дверь Герасимов увидал картину: за столом развалился в кресле офицер, перед ним стоит обтерханный человечек с характерным восточным профилем и что-то лепечет. Герасимов вошел в кабинет.