Приглашение на казнь - читать онлайн книгу. Автор: Жанна Штиль cтр.№ 48

— Говори, что произошло… Всё говори… — видя, что она беззвучно шевелит губами. Кивнул воину: — Воды подай.

Отхлебнув из кубка, ведунья затрясла головой:

— Пришла за травкой… Собралась назад… Заскочили грабежники и к ней… Тыкали в заушницы… Один пошёл за верёвкой. Другого я огрела ведром по голове. Голубка выскочила в окно… Я следом… Всё.

— Сколько их было?

— Двое… С конями.

— Кто такие?

— Не видела раньше. Не из наших.

Задумался, глядя сквозь тщедушное тело бабки:

— Не грабежники. Они бы вязать не стали… Госпожу поймали?

— Не видела… Быстрая она… В лес убежала.

Вскинул бровь. Да, шустрая, как белка. Но, могли и поймать.

— Фортунато, псаря с аланами сюда. А ты, Рабан, возьми людей, прочеши дорогу и вдоль неё вглубь. Найди этих…

Легче не стало. Знал, не будет ему покоя, пока не найдёт её… Живую или мёртвую.

* * *

Сдавленный хрип рожка ударил в барабанные перепонки. Наташа подпрыгнула, натыкаясь головой на сучья ели, наклоняясь, машинально прикрывая голову ладонями. Испуганно таращила глаза в непроглядную тьму. От повторившегося звука вздрогнула, вспоминая, что произошло. Притихла, вслушиваясь. Упавшая на лицо капля сползала по щеке, щекоча кожу. Под головой ощущалась сухая колючая старая хвоя. Пахло мокрой землёй и прелью.

Рожок? Где-то близко. Ищут её? Похитители вели бы себя тихо.

Осторожно выползла наружу. Водяная пыль горстью брызнула в глаза. Поднимался ветер. Он разгонит туман и дождевые облака. Сырое платье холодило тело, вызывая синусоидальные приступы дрожи. Окоченевшие ноги не слушались. Сидела, покачиваясь, засунув озябшие руки подмышки, не в силах разлепить налитые свинцом веки. Встать и идти на зов рожка? Что её там ждёт? Будут распинать и клясть за необдуманный поступок? Было уже такое… Проходили… Перед глазами всплыло перекошенное злобой мужское лицо, жёсткие руки, толкающие её во чрево монашкиного «убежища». Тогда ещё его сиятельство думал, что она венгерская графиня и позволил себе небрежное обращение с титулованной особой. Сейчас будет то же самое. Она пфальцграфиня, а он граф. Она бесправная слабая женщина, а он сильный мужчина и господин. Нет, подвала не миновать. Или выпорет. Прилюдно.

Подставила и погубила охранника. Ему уже снесли голову и вздёрнули на кол рядом с тем, что осталось от бывшей экономки? Она даже не помнит его лица.

Чувство вины давило на плечи. Кругом виновна. Напрасно отказалась уехать с герром Штольцем. Не произошло бы всего этого.

Костёр разжечь и погреться? Зачем? Апатия накрыла тяжёлым саваном, погружая в мутную тягучую дрёму.

Девушка никак не отреагировала на собак, выскочивших на неё с радостным приветственным лаем. Под их напором падая набок в мокрую траву, интуитивно закрыла лицо ладонями, слыша, как окружающие звуки становятся глуше, а тело бесчувственнее. «Монстрики» тыкались под её руки, толкая и повизгивая, норовя перевернуть свою любимицу на спину.

Она знала, что после дождя обязательно выглянет солнце: жаркое, безжалостное. И это ей не нравилось. Пульсирующая боль в области раны на макушке усиливалась. Разве рана ещё не зажила? Мысль проскочила, испаряясь. Из тумана выплыла рожа насильника. Наташа в ужасе закричала и замахала руками. Из горла вырвался мышиный писк. Мертвец громко смеялся, широко открывая окровавленный рот и скаля серые зубы в каплях тяжёлой липкой крови. Очень хотелось убить его снова и снова. Она взмахнула руками, пытаясь схватить наглеца за бороду, маячившую чёрным пятном перед глазами. Ей это удалось! Она засмеялась. Мужик противно рассмеялся в ответ, вызвав приступ злости у госпожи.

Она вмиг очнулась, ошалело уставившись на то, что крепко держала в руках. Это был край туники одного из воинов, присевшего на корточки возле неё. Второй сидел верхом. Конь под ним нетерпеливо сучил ногами, косясь на громко смеющегося хозяина:

— Тебе повезло, Фортунато, что она уцепилась всего лишь за край одежды, а не за что-то более ценное!

Смуглый итальянец, сжав руку пфальцграфини у запястья, обнажив в улыбке белые зубы, процедил, всматриваясь в её лицо:

— Хватит ржать. Не завидуй. Лучше помоги подсадить деву в седло. Видишь, она перемёрзла, как бы не преставилась. Граф голову снимет за графиню.

— Так давай её мне! Согрею вмиг, — смех напарника походил на тяжёлое надрывное старческое кряхтенье.

— Э, нет… Сам повезу. Давай, помогай…

Фортунато вскочил в седло. Конь дёрнулся от подскочивших псов, до этого не проявлявших никакой агрессии.

Наташа не сопротивлялась, слабо реагируя на происходящее. Её передали в руки итальянца.

— Не узнаю её, — он всматривался в лицо иноземки, крепко прижимая к себе. — На себя не похожа.

— Давай быстрее, пусть господин с ней разбирается.

— Всё, трогаемся… Vento, tempo, donne e fortuna — prima voltano e poi tornano, come la luna.

Сознание девушки отреагировало независимо от неё, выдав перевод с итальянского языка: «Ветер, погода, женщины и удача: сначала они отворачиваются, а потом возвращаются, как Луна».

* * *

Ветер трепал полы накидки, бросая пригоршни дождя в лицо.

Где-то в чаще лаяли собаки. Выгнали зайца с лёжки или нашли лисью нору… След брали плохо, постоянно сбиваясь на более яркие и пахучие метки диких обитателей леса. Приходилось их возвращать и тыкать в морды накидку девы, то уговаривая, то угрожая.

Герард нервничал, монотонно прочёсывая местность, не желая думать о худшем. Если девчонка в лесу, то шанс найти её с помощью верных псов велик, а вот если наёмники захватили… Кто их нанял? Карл? Пособник Клары? Она и после смерти мстит ему за отвергнутую любовь, за свою страшную смерть.

Когда его нагнал Фортунато, в сопровождении собак и с ношей впереди себя, сердце господина забилось неистово. По белеющей в темноте улыбке наёмного сержанта, догадался, что не ошибся: госпожа найдена живой.

Радость и облегчение вкупе со злостью и раздражением образовали гремучую шипучую смесь, готовую прорваться сквозь маску спокойного равнодушия.

— Сюда её, — распахнул полы дождевика, максимально сдвигаясь в седле и откидываясь чуть назад.

— Господин, она странная какая- то, недвижимая.

Теперь, когда привлёк её безвольное тело к себе, кутая в полы накидки, чувствуя его мертвенную холодность, напрягся, вглядываясь в бескровное лицо, безвольно откинувшуюся на его плечо голову. Но ведь живая…

— Труби отбой, — кинул в темноту. — Едем к знахарке.

Всю дорогу прижимал к себе, отдавая тепло, согревая сердцем, мысленно обволакивая ореолом жара своего тела, уговаривая: «Птаха, даже не думай умирать… Теперь ты навсегда будешь моя…»

Старуха стояла у раскрытой двери, кутаясь в рубище, будто ждала их всё это время.