Фаза мертвого сна - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Птицева cтр.№ 4

Я барабанил и барабанил, костяшки опухли, в горле пересохло, к мокрому лбу прилипли волосы. Окончательно выдохся я за секунду до того, как за дверью раздались медленные, шаркающие шаги. Я успел пнуть сумку и посмотреть на разбитый кулак, еще не ощущая, но уже предчувствуя боль, когда услышал, что тишина перестала быть тишиной.

Тяжелое движение по скрипучему полу. Чем ближе, тем зловещее, чем ближе, тем неотвратимее. Кисловатая вонь сквозила в щели под дверью. Я отступил, я был готов бежать, только бежать было некуда. Елена Викторовна, двоюродная тетка по матери, услышала мой зов и выдвинулась на него, как паучиха Шелоб из старой сказки. Пока она шла, я успел представить, как тащится по полу ее волосатое брюшко, как хватаются за стены ее многочисленные, суставчатые лапы, тонкие и мерзкие, все в ресничках, чтобы ощупывать ими добычу. Сотня глаз, раскиданная по плоской морде, вращается в глазницах в поисках того, кто позвал ее. Жвала окаменели, с ядовитых клыков капает слюна, застывает в полете, виснет на обрывках одежды, которая прикрывает гниющий срам.

Абсолютно дурацкие мысли, даже вспоминать стыдно, но я так напугал себя ими, что, когда дверь со скрежетом распахнулась, был готов завыть от ужаса. На порог вышла сухая, даже тощая, женщина, покрепче запахнулась в отвратительно пахнущий халат из потертого бархата, слеповато сощурилась и огляделась. Взгляд ее водянистых глаз рассеянно скользил по лестничной клетке, не в силах зацепиться хоть за что-нибудь. Даже за меня, застывшего в полуметре от двери.

Она чуть подалась вперед, повела плечами, продолжая смотреть мимо. Тяжелые веки медленно опускались, потом поднимались, так же медленно, словно нехотя. Она дышала ровно и глубоко, будто спала в этот самый момент, когда тщедушное тело ее покачивалось на пороге.

Я должен был что-то сказать, но не мог. Во рту пересохло, язык прилип к небу, в голове страшно шумело от усталости. Так что я просто остался стоять, ожидая развязку.

Тетка принюхивалась к чему-то, от каждого шумного вдоха кожа ее натягивалась, ноздри расширялись. Она почти уже отвернулась, когда под моими ногами скрипнуло. Как в дурацком спектакле, тетка вздрогнул всем телом, секунда, и оказалась передо мной – лицо к лицу. Я даже почувствовал, как пахнет от нее сыростью и чем-то еще. Неуловимо, стойко, тревожно и опасно.

Но тут тетка посмотрела мне в глаза, и все мысли растворились. Она была безумна, она была расстроена, раздражена, и, кажется, не совсем уверена, что я на самом деле стою перед ней.

– Елена Викторовна? – просипел я.

Она побледнела, резко и страшно, кровь отхлынула от ее впалых щек, кожа стала походить на пергамент. Всплеснула руками, тонкими, как хрупкие косточки мертвой птицы. Сухая ладонь опустилась на мои губы.

– Тсс… – горячо шепнула она, схватила меня чуть выше запястья и потащила в квартиру. Дверь захлопнулась за спиной, сумка осталась в подъезде.

Прихожая тонула в сумраке и кисловатом запахе сырости. Тетка скользнула к двери, прижалась всем телом, застыла, прислушиваясь.

– Я сын вашей двоюродной сестры… – начал было я, но запнулся.

Если скелет в плюшевом халате и звался когда-то Еленой Викторовной, то было это так давно, что не вспомнить. Никому, особенно, ей самой. Оставаться в запертой квартире с сумасшедшей теткой мне не хотелось от слова совсем, только выбора не было. Как и денег на хостел, как и возможности уехать прямо сейчас.

– Я сын вашей двоюродной сестры, – повторил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Тетка отлипла от двери, постояла немного, кивая, чему-то, что слышала только она сама, и обернулась. Страха на ее лице больше не было, как и сонного оцепенения. Она смотрела колко, глаза стали темными, почти черными.

– Ритки? – спросила она.

– Да.

– Врешь. У Ритки сын маленький. Родила по глупости. Лет пять назад. Гришкой назвали, а нужно было Гошей. Счастливый бы получился.

Подалась вперед, обхватила меня за шею, потянула к себе.

– Признавайся, падаль, ты за мной пришел? – Она шипела, скаля мелкие желтоватые зубы. – Мне говорили, что ты придешь, говорили, жди гостя… За мной пришел, падаль? За мной?

Нужно было оттолкнуть ее, нужно было схватить это тщедушное тельце, встряхнуть как следует и швырнуть в угол. Но вместо этого я полез в карман, дрожащими пальцами выудил паспорт и сунул ей.

– Вот! Григорий Савельев. Это я! – Голос предательски сорвался. – Давайте, я маме позвоню, она подтвердит.

Хватка тут же ослабла. Тетка снова стала маленькой, беспомощной и жалкой. Запахнулась в халат, уставилась в пол и маленькими шажочками направилась вглубь квартиры.

– Подождите! – Я рванул за ней, но она продолжала идти, будто меня и не было. – Я хотел у вас остановиться на пару недель, можно?

Тетка уже добралась до двери в конце темного коридора, щелкнула замком, на меня пахнуло тревожным, сладковатым запахом.

– Можно я останусь? – Я застыл в трех шагах от нее, сердце уже не колотилось, оно вообще перестало биться, ожидая ответа. – Можно?

– Оставайся, – равнодушно проговорила тетка, вздохнула и скрылась за дверью, плотно прикрыв ее за собой.

Замок скрипнул, запирая Елену Викторовну в крепости кромешного безумия. Я остался один, только тревожная смесь сырости и сладковатого духа теткиной комнаты остались со мной, чтобы разделить странную победу, так похожую на провал.

Квартира оказалась абсолютно такой, как можно было представить ее, глядя на обшарпанную входную дверь. Темная, сырая, заставленная тяжелыми шкафами и обветшалыми креслами, она и правда была берлогой. Существо, увязшее в безумии и страсти к накопительству, жило в ней, кормилось растворимым супом на маленькой кухне, задергивало гардины, прячась от дневного света, и снова уползало в нору. Вместо посуды с пыльных кухонных полок глазели его друзья – десятки фарфоровых статуэток, все эти собачки, уточки, балеринки и застывшие в странных позах пухленькие малыши. Я прошел мимо них, ощущая их слепой нарисованный взгляд, волоски на руках встали дыбом.

Здесь было жутко, мрачно и затхло. И мне предстояло здесь жить.

Комната, которую по безмолвному согласию хозяйки я собирался занять, оказалась чуть светлее коридора и кухни. Окно с деревянным подоконником, под ним низкая тахта, рассохшийся гардероб, пыльный коврик на полу и одинокий стул, кривоватый из-за разъехавшихся тонких ножек.

Я вернулся в подъезд за одинокой сумкой, запер за собой входную дверь и вошел в комнату. Воздух в ней состоял из пыли и давно забытых надежд. Я распахнул окно, внизу медленно засыпал двор, на дальней лавочке, почти скрытой в кустах сирени, переговаривалась какие-то подростки – два парня в темных толстовках и девушка, хохочущая так громко, что каждому было ясно, кто в этой компании товар, а кто купец. Парни, правда, еще сомневались, но возможности спастись у них не было. Как у меня не было ни единого шанса оказаться на той лавочке. Я вообще никогда не сидел вот так в ленивых сумерках, не потягивал теплое пивко из горла, слушая, как призывно смеется что-то мягкое, горячее, примостившееся у меня на коленях. Огромный кусок времени, за который человек успевает изгваздаться в житейском по самые уши, промелькнул мимо, пока я боролся с маминым контролем и читал фантастические романы, мечтая свалить куда подальше.