Без единого выстрела - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 25

Но вокруг была Москва, и дом, чудом уцелевший всего в получасе езды от центра, доживал последние дни, медленно, со странным достоинством разрушаясь среди одичавших зарослей. Где-то совсем рядом, за кустами, целыми днями ревели бульдозеры и экскаваторы, распугивая пчел, и долетавший с той стороны ветерок приносил с собой запахи солярки, выхлопных газов, горячего железа, пыли и битума. Через то место, где стоял дом, вскоре должна была пройти новенькая шестиполосная автомагистраль, и было очевидно, что следующего лета дом не увидит.

Тем не менее, в доме до сих пор жили. По замусоренной земле среди кустов сирени вилась узкая, хорошо утоптанная тропинка, одним концом упиравшаяся в единственный подъезд дома, а другим — в асфальтовый берег расположенной в пяти минутах неторопливой ходьбы тихой улочки, застроенной кирпичными пяти этажными домами. На дощатом крылечке дома в солнечные дни можно было увидеть тощую, как гоночный велосипед, ободранную и плешивую серую кошку. Время от времени из полуразрушенной печной трубы поднимался слабый дымок — газ и электричество здесь давно отключили, и жильцам приходилось готовить по старинке, на примитивном очаге, в который была кое-как превращена чудом уцелевшая в одной из квартир голландская печка.

Из десяти, семей, некогда занимавших восемь имевшихся в доме квартир, теперь осталась только одна, если можно назвать семьей странную компанию, состоявшую из полусумасшедшей старухи и ее лишайной кошки. По старухе давно плакала богадельня, но у Агнессы Викторовны, как звали это странное, скрюченное в три погибели создание, имелось на сей счет свое собственное мнение, которое она отстаивала при помощи суковатой дубины, заменявшей ей клюку. Это была классическая Баба Яга, не желавшая покидать свою избушку на курьих ножках. На нее махнули рукой: авось, к тому времени, когда дом нужно будет сносить, старая карга помрет или как-нибудь все рассосется без вмешательства официальных лиц. Последние официальные лица, а именно главный инженер домоуправления и участковый инспектор из райотдела, пытавшиеся урезонить вздорную старуху, были окачены помоями из окна второго этажа и с позором отступили, обирая с одежды и головных уборов картофельные очистки и иную дрянь. «Ну и подыхай там, старая ведьма!» — обиженно крикнул оскверненный при исполнении служебных обязанностей участковый перед тем, как отправиться домой принимать душ и переодеваться.

Баландин познакомился с Агнессой Викторовной при обстоятельствах не менее странных, чем она сама. Закончив свое небольшое дельце, стоившее обладателю золотой цепи жизни, он вдруг почувствовал, что сыт по горло прогулками по вечерней Москве. Приученный к железному распорядку зоны организм хотел только одного: забиться в какой-нибудь темный угол и уснуть. До Баландина вдруг дошло, что он совершил ошибку, не позаботившись о ночлеге заранее. Его краденый паспорт едва ли мог удовлетворить дежурного администратора даже в самой захудалой гостинице, а искать сдающийся внаем угол было уже поздно. Кроме того, Москва находилась фактически на военном положении, и Баландин понимал, что снять квартиру, имея вместо документов такую подозрительную внешность, какой обладал он, будет очень трудно, если вообще возможно.

Он побрел наугад, сторонясь ярко освещенных улиц и пытаясь сообразить, где бы ему перекемарить хотя бы пару часов. Дорога на вокзалы была закрыта: еще утром он обратил внимание на вооруженных постовых, охранявших входы в зал ожидания на Казанском вокзале, которые придирчиво проверяли билеты у всех, кто проходил мимо них. Попытка переночевать на какой-нибудь скамейке с высокой степенью вероятности закончилась бы в отделении милиции. Он сунулся в пару подвалов, но те были надежно заперты: Москва боялась террористов.

Баландин шел по тихой, плохо освещенной улице, высматривая люки подземных коммуникаций или какой-нибудь брошенный без присмотра грузовик, в кузове которого он мог бы с горем пополам перекантоваться до утра. Потом сплошной ряд пятиэтажек прервался, и Баландин увидел свежо белевший в темноте дощатый забор, за которым обнаружился обширный пустырь, засыпанный толстым слоем привозного песка и щебня и изрытый следами гусениц. Посреди пустыря, освещенные укрепленным на столбе прожектором, неровной шеренгой стояли три бульдозера и самоходный колесный экскаватор. Немного в стороне Баландин заметил строительный вагончик, окошко которого заманчиво светилось теплым оранжевым огоньком. В вагончике наверняка сидел сторож, который, как и все сторожа на свете, вряд ли отказался бы без труда подзаработать, пустив на ночлег незнакомого человека.

Через минуту Баландин убедился в том, что за время его отсутствия сильно изменился не только город, но и населявшие его люди. Сторож, крепко сбитый мужик лет пятидесяти с небольшим, выглядевший, как типичный отставник, был непреклонен. Он наотрез отказался пустить Баландина в вагончик или хотя бы в кабину бульдозера и твердо пообещал вызвать милицию, если тот не оставит его в покое.

— Пришить бы тебя, гнида толстомордая, — с тоской сказал ему Баландин. — Я что, много прошу? Мне переночевать негде, можешь ты это понять?

— Что ж так? — без тени интереса спросил сторож, продолжая загораживать дверной проем своим крепким, как астраханский арбуз, пузом. Позади него виднелся застланный стареньким шерстяным одеялом дощатый топчан, казавшийся усталому Баландину пределом мечтаний.

— Я же тебе объясняю, — терпеливо сказал он. — Откинулся я, понимаешь? А баба, тварь такая, пока я сидел, подала на развод и по второму кругу замуж выскочила. Прихожу я домой, а дома-то и нету. Переехали они, там теперь другие люди живут. И главное, не предупредила, тварюга! Куда мне теперь — в ментовку? Обратно на нары?

— А за что сидел-то? — с притворным сочувствием спросил сторож, которому не терпелось поскорее избавиться от назойливого ночного гостя, но было страшновато.

— Так она же, стерва, и посадила, — пожаловался Баландин. — В семье, сам знаешь, всяко бывает. Иной раз бабу и поучить не грех. Ну, навесил я ей разок по чавке, чтобы не гавкала, так она меня на три года и упекла.

— Да, бывает, — немного оттаивая, сказал сторож. Видимо, эта тема была ему близка и понятна. — Ты вот что, браток, ты не серчай, но пустить я тебя не могу при всем моем желании. Я ведь тоже русский человек, все понимаю, так ведь я-то русский, а хозяева у меня — турки. Чуть что не так — вышибут на улицу за милую душу, и никакой профсоюз не поможет.

— Какие турки? — опешил Баландин.

— Турецкие турки, — пояснил сторож. — Да ты сколько просидел-то, браток — три или трижды три?

— Четырежды, — сварливо буркнул Баландин, маскируя неопределенностью тона то обстоятельство, что говорит чистую правду. — Ладно, леший с тобой Дрожи дальше в своей собачьей конуре.

— Погоди, — сказал сторож. — Ты вот чего сделай. Ты выйди обратно через ворота, пройди направо вдоль забора, а дальше будет тропинка. Метров двести прошагаешь, а там флигелек стоит пустой, под снос. Там и заночуешь, если не гордый.

— Ага, — сказал Баландин, — вот это уже разговор. Ну, бывай.

Он без труда нашел флигель, о котором говорил сторож, и устроился на ночлег в одной из пустующих квартир на втором этаже. В прихожей сохранилась вешалка, на которой пылилось какое-то провонявшее плесенью тряпье: телогрейки, побитые молью драповые пальто и даже один облезлый тулуп, издававший подозрительный писк. Баландин, который после одиннадцати лет лагерей и пересылок не боялся ни бога, ни черта, засветил зажигалку и осмотрел тулуп, почти сразу же наткнувшись на угнездившийся в кармане мышиный выводок. Он разом покончил со всей семейкой, одним ударом кулака расплющив карман вместе с выводком о дощатую стену. Потом он выбрал на полу местечко почище, соорудил из тряпья что-то вроде постели и через две минуты уже спал, громко сопя переломанным носом.