Перстень Луизы - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Иванов cтр.№ 42

Федотов только улыбнулся в ответ – понимаю, мол, пограничная зона, и посмотрел выразительно на приоткрытую дверь, через которую из ординаторской доносились обрывки явно телефонного разговора.

Вечером врач снова зашел к Федотову. Осмотрел повязки, подсчитал пульс. Тот принял эти манипуляции с улыбкой.

– Не впервой! Заживет как на собаке. А домой чего не идете? Любопытство мучает?

– Грешен.

– Увы, пока могу только сказать, что недругов моих ищут. И найдут!

Вадим Николаевич недоверчиво покачал головой.

– Не верите? Тут не только во мне дело. Пропал мой товарищ, из-за которого всю Калининградскую область перевернут вверх дном. А, ладно!.. – Федотов махнул рукой. – Пойдемте куда-нибудь, где лишних ушей нету.

И вот что услышал Вадим Николаевич в пустынной ординаторской.

Я действительно кладоискатель и начал заниматься этим делом еще в конце войны. Я потерял родителей и в пятнадцать лет убежал на фронт. Попал к разведчикам, которые меня приняли как родного сына. Правда, я хорошо знал немецкий язык и был для них находкой… Наша часть перешла с боями реку Неман, разместилась в старинном городе Тильзите, после чего началась подготовка к штурму Кенигсберга.

Мне пришлось участвовать в подготовке макета города для личного состава штурмовых групп, которые в последующем на учебных полях, где в точности воспроизводилась оборонительная система гитлеровцев, проводили тактические учения с целью уменьшения потерь личного состава. Макет Кенигсберга мы делали в небольшом городке Лабиау, в старинном графском замке. Много говорили о самом городе, но только в последующем я доподлинно узнал, что представлял собой город-крепость Кенигсберг…

Еще накануне Первой мировой войны, в 1913 году, Кенигсберг получил наименование крепости первого класса. Система его обороны включала два пояса – внешний и внутренний с многочисленными укреплениями долговременного и полевого типа, а также приспособленные к обороне кварталы и отдельные здания. Протяженность внешнего пояса обороны города составляла сорок пять километров и включала в себя пятнадцать фортов. Немцы называли их «ночной рубашкой» Кенигсберга. Он включал в себя также широкий и глубокий противотанковый ров длиной около пятидесяти километров, свыше четырехсот дотов, две линии траншей, проволочные заграждения и минные поля, убежища, кирпично-земляные и прочие сооружения. Толщина каменной кладки фортов достигала семи – восьми метров. Со всех сторон форты опоясывались рвами шириной в десять – пятнадцать метров, наполненными водой. Передние стенки рвов опускались отвесно, что делало невозможным их форсирование танками. Задняя стенка переходила в земляной вал. Все форты были надежно связаны между собой огневой системой, шоссейными дорогами, а некоторые и подземными ходами сообщения, по которым пролегала узкоколейка.

Внутренний пояс обороны имел более пятисот дотов, а также множество укрепленных домов и наблюдательных пунктов. Все это создавало огромные трудности при штурме Кенигсберга, многие мои однополчане погибли или были ранены. Получил ранение в левую руку и я.

Меня откомандировали в распоряжение вновь организованной комендатуры города. Думаю, что здесь не последнюю роль сыграло то, что я хорошо знал немецкий язык, и то, что у меня феноменальная память. Я могу увидеть документ или рисунок всего один раз и потом воспроизвести их практически один в один или с незначительными ошибками. Я самостоятельно тренировал память еще в школьные годы, хотя она никогда не подводила меня. И все это перешло ко мне от моего отца, которого все за великолепную память называли ходячей энциклопедией…

В комендатуре мне выдали удостоверение сотрудника контрразведки, карточки на продовольствие и определили на проживание в доме, который располагался на углу Штайндамм и Врангель-штрассе.

– Мы сегодня собрали вас сюда, чтобы обговорить ряд серьезных вопросов, – так, без предисловий, начал совещание в комендатуре секретарь обкома партии. – Содержимое сегодняшней беседы не должно выйти из стен этой комнаты. Сейчас вы должны знать только одно: в Кенигсберге создается поисковая бригада Комитета по делам культпросветучреждений при СНК РСФСР по розыскам художественных ценностей, вывезенных гитлеровцами. В последующем будет создана специальная комиссия, которую возглавит товарищ Давыдов Александр Иванович. Он будет вашим непосредственным начальником, – секретарь показал на вставшего из-за стола плотного мужчину в гражданской одежде и продолжил: – Обстановка в Кенигсберге сложная. Город в руинах, не работает водопровод, люди мерзнут в нетопленых комнатах, получают небогатый паек. Но главная беда в том, что местные жители, одурманенные гитлеровской пропагандой, с ненавистью относятся к русским и вряд ли добровольно будут помогать нам в поисках наших художественных ценностей. Ваша основная задача – войти к ним в доверие. Постоянно общаясь с людьми, вы должны будете добывать любую информацию, касающуюся всех художественных ценностей и информировать об этом только одного человека, координаты которого вам будут даны в личной беседе с вашим куратором. Не должно быть никаких записей по этому поводу. Только составление рапорта в присутствии куратора. Вечерами вам будет разрешено пользоваться архивами…

Я сразу же включился в работу, которая увлекла меня. Днем участвовал в составе поисковых групп в различных мероприятиях по изысканию художественных ценностей, а вечера просиживал за изучением документов в архиве.

Работать было очень сложно не только потому, что город был в руинах, а четкий план поиска художественных ценностей отсутствовал, но и, главное, из-за того, что было создано много различных комиссий, экспедиций и групп, занимающихся поисковой деятельностью, которые нередко только мешали друг другу…

С середины апреля по август 1945 года в Кенигсберге работали представители МГУ во главе с Иваненко; с июня – бригада Комитета по делам искусств во главе с Сергиевской и Цирлиным; с мая по июнь – группа от института истории Академии наук СССР под руководством профессора Сказкина; с мая по июнь – комиссии из города Воронежа под руководством профессора Петрусова и представители Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева и прочие, и прочие, и прочие… Куратор под любым предлогом старался внедрить меня в эти комиссии и экспедиции, чтобы быть в курсе всего, что происходило в них. Я выполнял работу шофера, рассыльного, чернорабочего и даже писаря. Но ни одна из этих групп не добилась каких-то положительных результатов. В том числе и на след Янтарной комнаты не вышли. А ведь могли бы! Но почему-то даже начальника кенигсберского гарнизона Лаша не смогли допросить как следует. Он-то наверняка знал немало. Но ничего не сказал. Хотя с Лашем работали долго наши контрразведчики. Я знаком с протоколами его допросов, где указывалось, что Лаш всячески подчеркивал свое недовольство, капризничал, желая досадить следователям. Когда же его попробовали причислить к военным преступникам, он обиженно ответил:

– Я никогда не был в России, не разорял ваши хижины и не могу быть поэтому причислен к военным преступникам. Я начальник гарнизона Кенигсберга. Это – не Россия.