— Сначала мне надо поесть и восстановить силы после прошлого раза, — рассмеялась Джинни.
— Знаешь, мы почти не говорили о твоей беременности. — Принц внезапно посерьезнел. — Как ты себя чувствуешь? С тобой действительно все в порядке?
— Миллионы женщин рожают детей каждый день. Я не нуждаюсь в специальном уходе или постоянном наблюдении только потому, что жду ребенка.
— Ты ждешь наследника престола. И даже если бы твоя беременность не имела отношения к трону Ксавьеры, он оставался бы моей кровью и плотью.
Гордость в голосе Доминика тронула Джинни и навела на неожиданную догадку.
— Ты тоже не планировал заводить детей, так ведь?
— Продолжение династии входило в условия договора о браке с принцессой Греннадии, но, полагаю, воспринималось бы по‑другому.
— Я знаю. — Джинни провела рукой по уже заметно округлившемуся животику. — Как думаешь, мы сможем стать хорошими родителями?
— Насчет тебя не знаю, а я буду превосходным отцом.
— Самомнение зашкаливает?
— Серьезно. — Принц с негодованием взглянул на смеющуюся жену. — Я помню все ошибки, которые отец совершил со мной и Алексом. И не собираюсь их повторять. А что ты можешь сказать?
— Мама — супер. Папа оставлял желать лучшего.
— Но ты употребляешь алкоголь.
— Почему нет? Просто я всегда помню, насколько он коварен и что может сделать со слабовольными, безответственными людьми. Соблюдать меру разумнее, чем отказываться от удовольствия.
— Слава богу! Некоторое время мне казалось, что ты заставишь меня отказаться от спиртного до тех пор, пока наш ребенок не уедет в интернат.
Она припомнила, сколько раз Доминик входил в их апартаменты и сразу же направлялся к бару.
— Я бы не возражала, если бы ты притормозил. Нет никакой необходимости пить днем.
— У меня нервная работа.
— Виски не решает проблемы.
— Но помогает снять напряжение, почувствовать себя лучше. — Принц задумался. — Иногда. Я знаю, когда лучше сохранять голову трезвой.
— Неужели в парламенте столько идиотов?
— Большая часть членов правительства — выходцы из старых родов, сделавших состояния на добыче, перевозке и продаже нефти. Их волнуют только две вещи — собственное богатство и безопасность водных путей, которые помогают его приумножать.
— На их месте меня бы это тоже волновало.
— Почти сразу после смерти моей матери нас стали донимать пираты.
— Пираты! — Джинни села и уставилась на мужа во все глаза. — Ты как будто приключенческий роман мне читаешь!
— Эти пираты не были забавными парнями вроде Джека Воробья, — терпеливо объяснил Доминик. — Просто грязные подонки, которые терроризировали экипажи танкеров и требовали каждый раз платить за право беспрепятственно возить грузы. Одна страна тайно оказывала им поддержку, это сильно осложняло наше положение. Газеты критиковали отца за нежелание применять жесткие меры, парламент требовал, чтобы он отрекся. А он сидел в спальне перед портретом мамы, ел в постели и забывал менять белье.
— Ничего себе. — Захваченная его рассказом, Джинни уселась среди подушек в позе лотоса. — И чем все кончилось?
— В последний момент отец дал военным команду атаковать пиратов с воздуха. Вся операция заняла сорок пять минут, в конце не осталось ничего, кроме дыма и обломков.
Кто‑то осторожно постучал в дверь.
— А вот и завтрак, — сказал принц. — Подожди меня здесь, не вставай.
— Собираешься подать мне завтрак в постель?
— Похоже на то.
Джинни откинулась на подушки, используя эти мгновения, чтобы подумать. Теперь она понимала, почему Доминик не мог разобраться в своих чувствах. Он упомянул ошибку отца, которую не хотел — или боялся — повторить. Оставалось понять, что именно принц считал ошибкой: нервный срыв из‑за смерти любимой женщины или саму любовь, которая к нему привела.
Доминик подкатил к постели тележку, накрытую полотняной белой салфеткой.
— Где ты хочешь завтракать?
— Прямо здесь.
Теплота его отношения усилила ощущение счастья, поселившееся в душе Джинни. Доминик сел на край кровати и снял салфетку с тарелок.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты съела не только фрукты. Нашему малышу нужна сбалансированная диета.
Джинни нравилось, когда Доминик говорил о ребенке как о малыше, а не как о будущем короле Ксавьеры. На самом деле ей хотелось только пить, но ради такого случая она готова была сделать над собой усилие.
После завтрака Доминик ответил на три телефонных звонка и расслабился в кресле, упиваясь восхитительной перспективой двух недель безделья. Когда жена вышла из ванной комнаты, он вскочил навстречу, притянул ее к себе и крепко поцеловал в порыве неожиданной радости бытия.
— Почему бы тебе не отыскать купальник? Давай немного поваляемся под солнышком на палубе.
— Что на тебя нашло? — засмеялась Джинни.
— Я осознал, что мы можем делать все, что захотим. Я уже не помню, когда последний раз был в отпуске, поэтому пока не придумал ничего лучше, чем упасть где‑нибудь и бездумно наслаждаться солнцем.
— Возьми с собой книжку. — Джинни приподнялась на цыпочки и легонько коснулась губами его рта. — Чтение, не связанное с работой, очень украшает отпуск.
Они вместе прошли в гардеробную, где Джин‑ни с удивлением обнаружила, что все ее вещи распакованы, разложены по полочкам и развешаны на плечиках.
— Только не говори, что ты сам сделал это, пока я была в душе!
— Не скажу. В другом конце гардеробной есть неприметная дверь для прислуги. Они заглядывают, наводят порядок и уходят.
— Выходит, ты не так часто остаешься один даже в приватной обстановке?
— Парочка миньонов всегда шуршит где‑то поблизости.
Джинни улыбнулась шутке, но по ее глазам Доминик видел, что она задумалась. Стремление жены впитать нюансы его образа жизни, адаптироваться к новой обстановке обрадовало принца.
— Боюсь, личное время и пространство для нас — роскошь, — добавил он, стараясь быть с ней честным.
— Как и для школьного психолога. В здании, полном детей всех возрастов, сложно остаться наедине с собой.
— По крайней мере, твой рабочий день имел начало и конец. Надеюсь, дома тебя никто не беспокоил?
— Просто я не считала это беспокойством. Ученики звонили, иногда даже приходили поговорить. Спрашивали совета, делились радостью, если что‑то получалось. Или попадали в неприятности, тогда мне хотелось помочь.
— Похоже на то, чем занимаюсь я. Только людей, зависящих от моей способности решать проблемы, гораздо больше.