Но тотчас укоризненный голос здравого смысла напомнил, что ведь и хвалёный доктор Алекс — землянин, и принцесса Светлана. Может, их вообще здесь много, просто не высовываются. А он, дурачок, уже себе навоображал, очернил нормальных людей…
— Весь флакон ей вколола, — шмыгая носом, словно от сдерживаемых слёз, пожаловалась невидимая девушка. И Пашка вдруг узнал голос медсестры, недавно хлопочущей над Барб. Узнал — и подобрался. Нет, что-то здесь не так…
И мимолётно порадовался. Чужая речь понималась с лёту, будто на русском он болтал пусть не от рождения, но год, не меньше. Ух, чудо-кристаллы!
— Дура! Теперь слишком много снотворного в крови останется! А если до экспертизы додумаются? Я же сказал чётко: половину! — зашипел мужской голос. — И что?
— А ничего! — огрызнулась девушка. — Не засыпает. Будто ей по барабану. Я уж два раза заходила — даже глаза не трёт и не зевает. Может, препарат просрочен?
В её голосе прозвучала затаённая надежда.
Пашка вжался спиной в шершавую стену и подобрался ещё ближе.
Вот странно: мир вокруг по-прежнему играл красками, совсем рядом, за ограждением галереи шумели густые кроны дубов, окружающих здание со всех сторон; стучали дятлы, щебетали птицы, издалека доносился шум большого города… Но для Пашки эта действительность вдруг словно отсеклась невидимой сферой, в центре которой остался он, десятилетний пацан — и свирепые убийцы.
Почему-то он твёрдо и бесповоротно решил: убийцы.
Во что бы то ни стало их нужно остановить. Где-то там, внизу дежурит охрана, приставленная дядей Эрихом и завернувшая вслед за мх с Матеушем мобилем в больничный двор, а у него в кармане переговорник… Но как звонить, если его, Пашку, злодеям будет слышно так же хорошо, как он их сейчас слышит? Они же ж тут, за углом!
«Терпение, друг мой», — шепнул он себе фразу из вчерашней книги и скользнул вперёд ещё на пару шажков. «Нам желательно сперва дослушать — и убедиться в правильности выводов, дорогой Уотсон…»
— Не просрочен, — процедил тем временем сквозь зубы мужчина. — Скорее всего, не действует… Неужели змеиная кровь проснулась? Оттого её и гипноз не берёт, как это я не подумал… Колье на ней?
— Д-да, дядя.
Зависла пауза.
— Тогда сделаем так… Вколи ей вот это. И далеко не отходи, эффект наступает сразу после попадания в кровь. Дальше всё, как договаривались: снимаешь колье, приносишь — и уходим. И не вздумай с ним бежать! Продать его невозможно, всё равно, что в наш земной ломбард шапку Мономаха притащить. Поняла? Ну?
— Это… это…
— Какая тебе разница? Ну, цианид. Случай-то крайний.
Пашкино сердце ухнуло в пятки. Что такое «шапка Мономаха», он не знал — зато, по-видимому, земляне очень хорошо знали; но вод «цианид», яд мгновенного действия, о котором как раз говорилось в прочитанном ночью томике… Вот тут он перепугался.
И похоже, не только он.
— Дядя, — жалко просипела девушка, от страха, должно быть, потеряв голос. — Но ведь это же… убийство. Нет, я на такое не пойду! Не хочу! Вы же говорили — только усыпить…
Мужчина сдавленно зарычал.
— О боги! Пея, хватит сопли жевать! Десять поколений Смоков искали ключ к Азов-горе, десять! Сживали Горынычей со свету, сами гибли пачками, а ты тут рефлексируешь. В конце концов, вспомни, что я тебе обещал: разрешу выйти за Романа!
— Не надо, — вдруг всхлипнула девушка, отмякнув.
— Что? — её собеседник, похоже, рассвирепел, но невидимая Пея, всхлипнул, пролепетала:
— За Романа не надо… Лучше можно… я здесь останусь? В Авиларе? Я никогда, никогда назад не попрошусь, честное слово! Я всё сделаю, как вы хотите, только отпустите меня потом, а?
— Хм…
Похоже, мужчина задумался.
Добавил мягче:
— Идиотка. Кретинка. Ты ж после себя труп оставишь, у тебя самой ума не хватит выкарабкаться! Прикажешь ещё и из тюрьмы тебя вытаскивать?
У Пашки вдруг перехватило горло. Он часто задышал. Сердце бешено заколотилось, казалось, его вот-вот услышат те, кто за углом!
Труп, он сказал!
Они и впрямь хотят убить Барб!
У него аж ноги заледенели. И ладони. И спина. Особенно спина…
— Ты ж наша, клановая, — почти ласково протянул убийца. — Как же мне тебя оставить на съеденье местным следакам, а? Тебя ж вычислят моментально! Ну, думай, думай!
— А я…
Девушка запнулась.
— …Как всё сделаю — ёмкость в системе заменю, проколы восстановлю, какие в прежней были. Шприц с цианидом сразу в утилизатор, его не найдут. Ожерелье принесу, вам отдам — и вернусь, будто ничего не знаю. Через полчаса, как и положено, зайду к пациентке — и… буду звать на помощь.
— Хм.
Мужчина помолчал.
Паоло судорожно сжал в кулаке артефакт под футболкой. Что-то кольнуло ладонь — кажется, перо, встроенное им недавно… И страх отступил.
А с ним отмер и сам мальчишка. Потихоньку-полегоньку попятился, со всеми предосторожностями… Но всё равно ему казалось, что одежда так и хрустит, цепляясь за каменные шероховатые панели, что под подошвами ужасно громко крошатся невесть откуда взявшиеся камушки…
— Ладно, — внезапно сказал незнакомец. — Решила остаться и выкручиваться сама — твоё дело. Но сперва — жду колье. Давай, пошевеливайся.
— Спасибо, дядя Артур, — всхлипнула девушка.
Простучали каблучки, хлопнула балконная дверь… Убежала! Сейчас травить будет! Пашкины нервы не выдержали. Он отпрянул назад, и совсем уж собрался драпать, как вдруг из-за угла неожиданно появился… Он! Убийца! И ноги мальчишки прикипели к полу. Не от страха, нет, просто окатила морозной волной до окаменелости чужая магия.
— Всё слышал? — донёсся до него злой голос.
Солнце светило мерзавцу в спину, и всё, что Пашка мог разглядеть — силуэт невысокого, крепко сбитого коренастого мужчины. А ещё — поблёскивали хищно на затенённом лице зелёные глаза странного азиатского разреза… У медсестры такие же, не просто так она его дядей называла…
Словно невидимые, но вполне осязаемые щупальца взъерошили Пашкины в кои-то веки приглаженные волосы. Тот аж дёрнулся от омерзения.
— Слышал, — почти пропел убийца. — И понял. Надо же, по-нашему знаешь… Откуда ты такой взялся? А впрочем, какая разница? Всё равно ты никому ничего не успеешь сказать.
Неуловимо быстро он оказался рядом и сгрёб его в охапку. Щуплого, невесомого… Не успел Пашка опомниться, как ноги его уже заболтались в воздухе, а самого его накренили над пустотой за балконом.
Ноги! Дрыгаются! Свободны!
Оказывается, странное оцепенение покинуло его.
— Полетаем, пацан?