Лето бабочек  - читать онлайн книгу. Автор: Хэрриет Эванс cтр.№ 75

– Ох, – тихо сказала я. – Мне очень жаль. Это ужасно.

– Да, потому что я знала ее с самого начала, когда она была еще в порядке и болезнь развивалась очень медленно, до сих пор. Она была замечательной женщиной. Она знала всех, ходила повсюду, и к тому же у нее была такая интересная жизнь, знаете, столько печали.

– Как это?

– О, она потеряла свою большую любовь на войне – да и сама чуть не умерла. Ее семья погибла, а муж умер, когда она была еще совсем молодой. Да, так много печали, я все думаю, как это. Она видела ужасные вещи. – Интересно, Эбби все еще разговаривала со мной или сама с собой? – За последние пару месяцев ухудшение очень заметно. Ей снятся кошмары. Она зовет каких-то людей, а когда просыпается – становится замкнутой.

Хотя день был теплый, я поежилась.

– Что за люди?

– Какие угодно люди. Не думаю, что она сама знает. – Эбби переступила с ноги на ногу. – Послушайте, Нина. Хотела бы я вам помочь. Но я не могу. Она не должна никого видеть. Приказ врача. И мое мнение тоже.

– Но я уверена, что она хочет меня видеть. – Я снова прокашлялась. – Знаю, это звучит безумно, но я думаю, что это правда.

– Она мне об этом не говорила. И я спрашивала ее о вас, когда получила записку, – ровным голосом сказала Эбби. – Она не узнала ваше имя и понятия не имела, кто вы такая.

– Да, – тихо сказала я. – Мне очень жаль. Но если бы только я могла… – Я достала из сумки конверт. – Вы не могли бы передать ей это? – Я сделала копии фотографий, которые она мне прислала, и почему-то решила, что оригиналы должны быть у нее.

Но Эбби покачала головой:

– Спасибо, Нина. Я не могу ей этого передать. Я не даю ей ничего, что может ее расстроить. Я должна вернуться к ней, она была одна почти час. Извините. Я бы очень хотела помочь.

В ее голосе не было особого сожаления, и Эбби повернулась и осторожно закрыла за собой входную дверь.

Я чувствовала, как фотографии бьются о мою ногу в кармане юбки, когда шла назад. Дойдя до Парламент-Хилл, я остановилась и села. Внизу раскинулся весь Лондон – море подъемных кранов, башенных блоков и выставленного напоказ богатства. В эти дни город казался мне все более чуждым: такой огромный, такой одержимый размерами и чистым интернационализмом, город, совершенно не похожий на свою собственную историю.

Я не знала, куда идти дальше. Затем меня охватило чувство полного одиночества – словно я была совсем одна в море людей – как это продолжалось последние несколько недель. Я должна была куда-то пойти, увидеть кого-то, кого я любила, кто знал меня, – и, конечно, я знала, куда мне идти. Не могу понять, почему я не сделала этого раньше. Я смотрела, как туманная дымка поднимается над головой, тянется к Кенту, потом встала и пошла вниз по холму, но на этот раз с определенной целью.

Когда Себастьян открыл дверь, я нервно улыбнулась.

– Привет. Прости, что так долго не отвечала.

– Нина. – Он почесал в затылке; он был в белой футболке и спортивных штанах.

– Как дела? – сказала я. Я наклонилась, чтобы поцеловать его, но он не реагировал.

– Я в порядке. – Он плохо выглядел. Под глазами у него были синяки, и он был бледный.

Я прошла за ним в дом, с грохотом захлопнув за собой дверь, от чего сама же подпрыгнула; я забыла, что эту дверь нужно придерживать.

Входная дверь того, что когда-то было нашим домом, вела прямо в гостиную, красивую комнату с оригинальными половицами и деревянными ставнями, но она была – и всегда была – беспорядочной грудой со старыми провисшими диванами, стопками книг и, на почетном месте, с красно-лазурно-сине-зеленым килимским ковром. Как мы ругались из-за этого проклятого ковра! Он купил его в турецком магазине через дорогу, когда у нас едва хватало денег на еду и счета, не говоря уже о ненужных напольных покрытиях. Это был символ моего страха перед бедностью, которую я так живо помнила с детства. У Себастьяна всё было иначе – когда у него не хватало денег, он получал помощь от банка Дэвида и Циннии. Такие пустые траты, но как это было весело. В квартире стало уютно, как дома. И я стояла на ковре, прямо там, с рюкзаком, и сказала Себастьяну, что возвращаюсь к маме, и он засмеялся, прежде чем мы начали кричать друг на друга. Как будто он не мог в это поверить, думал, что это шутка.

Теперь я все это вспомнила, и Себастьян положил руку мне на плечо.

– Хочешь выпить?

– Выпить? Что, алкоголь?

– Нет, «Хорликс». Конечно, алкоголь. – Он исчез в маленькой кухне, и я последовала за ним. Все тот же старый шаткий холодильник, крошечный огороженный садик с потрескавшейся бетонной поверхностью. Герань, которую я поставила в горшках на улице, каким-то чудом осталась живой. Себастьян достал из холодильника вино и налил в два бокала.

– Хм… только немножко, – запротестовала я. – Честное слово, Себастьян. Я не могу, у меня сегодня куча дел… – Даже мне показалось, что это прозвучало неубедительно.

Себастьян посмотрел вверх, уставившись на меня пылающим взглядом.

– Ради бога, Нина, – сказал он. – Выпей, черт возьми. Один бокал. Ты не можешь просто тусить здесь, как ни в чем не бывало.

Я взяла стакан.

– Послушай, извини, что не отвечала.

– Да.

– Не знаю, что сказать.

Мы неуверенно смотрели друг на друга, и в крошечной комнате, где столько всего произошло, воцарилась тишина. Паук, который заполз в «Мармайт». Парочка наверху и их надоедливая тявкающая собака. Шумные ребята с соседней улицы, наркоторговец через три дома, пьяница, который мочился на улице, у нашего окна. Званый обед, где поваренная книга упала на эту самую газовую плиту и чуть не сожгла дом дотла; в те времена, когда мы так ужасно ссорились, что я выбросила телефон Себастьяна в унитаз.

Это было очень, очень… все было экстремально, драматично, душераздирающе – и это было так глупо, все это, на самом деле, – но, стоя здесь снова, я испытала явное, такое резкое, горько-сладкое воспоминание о том времени. Потому что во многом наш брак был похож на то, как Дороти открывает дверь после ухода циклона: цветная жизнь после черно-белого, и это было замечательно.

Кто, черт возьми, та девушка, которая жила здесь с ним? Где она сейчас? Я скучала по ней. Я хотела, хотя бы на час, снова стать ею. Быть храброй, чувствовать любовь, знать, что я могу покорить мир.

– Это… – Я пожала плечами. Не плачь. У меня закружилась голова: Эбби, жара, и я ничего не ела с самого завтрака. – Послушай. Я прошу прощения. Я пришла извиниться. И поговорить.

Он выглядел удивленным.

– О чем?

– Ох. О – ну, ты понимаешь. О нас. О том, что случилось той ночью… эм, знаешь, мой отец вернулся. И…

– Ах, об этом! – саркастически воскликнул Себастьян. – Ну да! Как мы пошли выпить пару недель назад и я сказал, что люблю тебя! И писал тебе каждый день, и звонил, и спрашивал, как ты и что происходит! А потом не услышал абсолютно ничего, совсем ничего, в ответ! О да! – Он хлопнул в ладоши. – Я не совсем понял, о чем ты хотела поговорить. Об этом!