Он кивнул.
– Ты знаешь, наверное, это одна из самых необычных драгоценностей из частной коллекции. Видишь, королевский герб вот тут, у основания?
Коротко подстриженным острым ногтем он постучал по нижней части тонкого золотого тельца. Я поглядела искоса и увидела герб, размером не больше блохи, под надписью.
– Очень романтично, – вздохнул мистер Мурблс. – Что бы там ни думали обо всем этом, он, кажется, правда ее любил.
Я приколола брошь к своему черному платью, и она засияла, несмотря на туманный день. Романтика этой истории никогда раньше так не трогала меня. Думаю, я просто принимала это как должное, и все же – любить так сильно, что умереть за него. Любить так сильно и все же уйти на благо государства – оставить любимую женщину, которая носит под сердцем дочь, которую ты никогда не увидишь. Наверное, он верил в это, раз написал такое.
И вот Мэтти открыла сумку и уже копалась в моих вещах. Я резко выхватила мешочек с брошью у нее из рук.
– Это от старого шляпного мастера. Маме как-то привезли в ней шляпу, и мы ее сохранили. Мне она кажется милой. Я смогла найти только такую сумку.
– Это все, что ты берешь с собой?
Я почувствовала легкое раздражение.
– Конечно. Еще немного, и было бы слишком заметно. – Я протянула ей руку. – Ужасно здорово тебя видеть, Мэтти, я скучала по тебе.
Но она пожала плечами:
– Ты странная, Тедди. Одна неуклюжая сумка со всяким хламом, и ты думаешь, что это все, что нужно?
– Остальное я куплю. Я найду работу. Какую-нибудь. – Я переминалась с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть.
– Ты уверена, что хочешь ехать в Лондон? – Мэтти посмотрела вниз, и я увидела ее грудь, поднимающуюся и опускающуюся от каждого вздоха.
– Да, – сказала я, внимательно смотря на нее.
– Не думаю, что тебе стоит так далеко заходить, Тедди. – Она сглотнула. – Все. Я не уверена, что должна тебе помогать.
– Ты написала мне записку и позвала сюда. – Мой нос покраснел от холода, и из него уже почти потекло – очень неромантичный момент для героини, убегающей из дома, чтобы начать новую жизнь богемной женщины в Лондоне. Я взглянула на нее. – Ты заставила меня рискнуть всем, а теперь говоришь, что это плохая идея. Ты сказала, что я должна уехать. Я же не могу сбежать в Фалмос или в Экстер, правда? Я думала, что ты понимаешь.
– Конечно, я понимаю, как ты можешь такое говорить? – Она зашипела, и ее розовые губы сжались от злости. Я посмотрела на ее рубашку, с тремя расстегнутыми пуговицами, на маленькое розовое пятнышко на груди, которое уже расползалось до горла, как обычно бывало, когда она сердилась. – Как ты можешь говорить, что я не понимаю, если мы понимаем друг друга, как никто другой? Мне пришлось наврать маме сегодня и сказать, что я встретила парня. Все эти месяцы я копила деньги, и те, что ты мне дала, чтобы купить тебе вот это.
Она бросила что-то на землю, и я подняла его.
– Шарф – он прекрасен. – Я потрогала сине-голубой шелк. – Мэтти, я… не надо было тратить на него все свои деньги. Я не могу его принять.
– Еще как можешь, – выпалила она с пылающими глазами, отступая от меня, и я увидела, что я неправильно ее поняла, я все неправильно поняла. – Не смей говорить мне, что ты слишком хороша для моих подарков. Разве ты не знаешь, как сильно я по тебе скучала? Как иногда я страстно желала прикончить твоего отца, чтобы мы снова были вместе?
– Я тоже, – ответила я, смотря на нее. – Прости. Мне не следовало так говорить, только…
– Я больше никогда тебя не увижу, Тедди, ты знаешь это, разве нет?
Я не поняла, в чем дело.
– Ты не вернешься, ты не похожа на меня. Дэвид Чаллис хочет жениться на мне, и мне ничего лучше не светит, и отец не станет держать меня здесь, если я откажусь. К Рождеству я уже буду женой, и у меня будут его дети, и так я проведу весь жалкий остаток своей жизни. – Она схватила меня за запястья своими тонкими руками. – Будь кем-то. Будь кем-то другим.
Она обернула шарф вокруг моей шеи, и мы обнялись, как тогда, в тот день, в доме. Я услышала ее сладкий запах, ее дикость.
– Мэтти… – начала я и шагнула назад, и мы уставились друг на друга. И Мэтти обняла меня за шею рукой, притянула к себе и поцеловала.
На ее губах я ощутила вкус рыбы и меда – и чего-то еще, терпкого и острого, как трюфели. Она укусила меня за губу и закрутилась вокруг меня, прижимаясь своим упругим телом к моему. У меня не было времени думать, размышлять. Я прижалась к ней, ощущая ее бедра и живот рядом со своими, ее девичью грудь на моей полной груди, ее влажные губы, ее горячий язык у себя во рту.
В тот момент я сходила по ней с ума – понимаете, полностью. Я хотела ее всю, хотя и знала, что это было неправильно. Знала, что думать о ней так, как я иногда думала, тоже было неправильно. Однажды отец вошел в библиотеку и застал меня рассматривающей картину Маргарет Локвуд, когда я проводила пальцем по ее губам. Он стоял за моей спиной, а потом ударил меня по пальцу рожком для обуви, надвое расколов ноготь, так что он выгнулся в перевернутую букву W.
Но тогда это не было неправильным. Я просто смотрела. Но он заставил меня думать, что это отвратительно. Я больше не буду писать о том, что я после этого чувствовала. Я уже довольно погрязла во лжи и еще многое, кажется, могу солгать прежде, чем закончится эта история. Простите меня.
Это был мой первый поцелуй. Мэтти давно уже нет, она всего лишь вспышка в моей памяти. Она была права. Я больше никогда ее не видела, потому что, когда я вернулась, все изменилось. Иногда я думаю, не выдумала ли я ее. Сейчас я думаю о ней как о волшебном духе, о сущности, которая возникла из воздуха, чтобы помочь мне. Я знаю, что не должна думать о ней никак по-другому. О том, что я хотела с ней сделать, как хотела прикасаться к ней, как мы обнимали друг друга, тяжело дышали, страстно ощупывая друг друга в той холодной, освещенной луной комнате.
Это она первая оторвалась от меня, сжав мне голову руками, и ее ноздри широко раздувались, а глаза почернели.
– Я знала, – сказала она и улыбнулась своей загадочной короткой улыбкой.
– Знала о чем?
– Что ты готова.
– Готова?
– К этому. Я хотела этого много лет. Я мечтала о тебе, когда только начинала мечтать о таком.
Я прижала руки к пылающим щекам.
– Нет, Мэтти, – сказала я. – Это неправильно.
– Ничего неправильного, Тедди! – Она засмеялась. – Я уже делала это с Пейшенс Обни на их ферме еще до того, как она вышла замуж и уехала в Ньюквей – она была как моллюск, влажная, упругая, она была забавная, эта девочка, – это здорово, Тедди! – Она повела плечами, когда я покачала головой, в ужасе, показывая свое отвращение. – Мы должны выйти замуж за мужчин и примириться с ними и с их мерзким ворчанием, и пыхтением, и выпивкой, и побоями, так почему бы нам тоже немного не развлечься?