– Послушай, – сказал он, – почему бы нам обоим не переспать это? Я приду к тебе завтра, потому что это все меняет. Может, нам не стоит попытаться, но знаешь что? Может, и стоит.
Он поцеловал меня в губы. Я все еще чувствую его поцелуй, когда пишу это сейчас, три года спустя. Я знаю, что имела в виду Тедди, когда писала, что прекрасно все помнит. Я помню этот момент, в точности, во всех деталях. Он пошел, повернулся и радостно улыбнулся мне, как в тот самый день, когда я впервые увидела его у доски объявлений Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, а потом он скрылся из виду.
Жизнь зависит от крошечных вещей, которые заставляют нас делать выбор, – молния на ботинке, гроза в Хите и направление, которое мы выбираем на развилке дороги. Если бы он пошел в другую сторону, вверх по Аппер-стрит, это все равно случилось бы?
Странная вещь – случайность – как совпадения, хотя нет никаких совпадений, не так ли? В тот день я в любом случае должна была встретиться с Лиз в библиотеке. Она должна была найти меня. И почему Себастьян был там в тот день, когда все началось, когда мы увидели друг друга впервые за несколько месяцев? Я знаю – это потому, что он искал меня. Это не совпадение. Вот почему я считаю, что мы так или иначе должны были иметь этого ребенка… и, возможно, Себастьяну все равно пришлось бы уйти вот так, хотя в это я никогда не поверю.
Там, откуда доносились звуки фейерверков, группа мальчишек, ободренных беспорядками и хаосом, разбили витрину и стащили коробку фейерверков из супермаркета. Они запустили их на пустынном, дальнем отрезке Кэнонбери-роуд, ведущем к Хайбери и Ислингтон-Стейшн. Один фейерверк попал в автобус, другой – в бегуна. Себастьян подбежал к ним и велел прекратить. Полиция сказала, что он бежал почти так же быстро, как они ехали в своей машине: Себастьян, который знал, когда надо оставить все как есть, а когда вмешаться.
Еще один фейерверк, и мальчишки в ужасе разбежались. И когда Себастьян добрался до них, еще два фейерверка, оба вместе, ударили по стройплощадке за Юнион Чейпел. Архитектурная вывеска, вся покрытая нецензурными отзывами о строителях, я видела все это на дознании, свалилась, и высоко-высоко над ней какой-то кирпич и металлическая вывеска откололись от стены, быстро полетели вниз, ударив Себастьяна по затылку и сбив его на землю, и он упал назад, тяжело приземлившись на голову. Его череп был сильно поврежден в нескольких местах. Он перенес внутричерепное кровотечение, а затем кровоизлияние в мозг.
Через неделю Цинния – великолепная посреди беды, спокойная, невыносимо задумчивая и добрая – попросила отключить систему жизнеобеспечения. Он умер через пару дней в больнице Университетского колледжа, где через семь месяцев родилась наша дочь, напротив того самого места, где впервые встретились ее родители. Ее зовут Элис Фэрли Парр, и она всегда будет знать, кто ее отец. Я говорю с ней о нем каждый день. У нее в комнате есть наша с ним фотография.
В жизни мы не смогли найти способ быть вместе. Но потом он умер и оставил мне дочь. Так он всегда в моем сердце, со мной, каждый день. Не странно ли?
Глава 27
Август, 2014
Лето в Корнуолле наступает рано. Ласточки и стрижи летают уже с апреля, а к маю деревья покрываются листвой, и, конечно, в тяжелом, сладком воздухе порхают бабочки, ожидая, когда остальная часть страны – и свет, потому что по утрам все еще темно, – догонит их.
Последние два года, с тех пор как родилась Элис, я провела там довольно много времени. Не в доме – это невозможно. Дальше, на опушке леса, у выезда на дорогу, ведущую в Манаккан, есть сторожка, где жила настоящая Мэтти, до того как ее с матерью выселил мой прадед. Она была в плохом состоянии и до сих пор зимой там довольно неприятно, когда дорожка, ведущая к входной двери, становится непроходимой, покрывается грязью, льдом и листьями. Летом еще темно, не ловит сеть, в тени деревьев слышны только козодои и совы. Но сейчас здесь тепло и уютно. Есть две милые спальни, и я вычистила дымоход, чтобы мы могли развести огонь. На кухне есть вода, и я нагреваю воду для ванны на огне. Это тоже мое, часть моего состояния: приданое, оставленное мне женщинами моего рода. Я счастлива, что все так. Кому-то наверняка не захочется оставаться здесь больше пары недель, но когда вокруг тепло, уютно и аккуратно, здесь волшебно. Элис здесь нравится.
Именно здесь моя мать и Малк решили провести свой медовый месяц, и для меня это очень много значит. К августу в Корнуолле уже как несколько месяцев тепло, поэтому даже в той части коттеджа, что в тени деревьев, становится жарко. Мы с Элис приехали пораньше и присоединились к маме с Малком, вместе сев за обеденный стол. Малк жарил сардины с травами, крошащиеся местные сосиски, и мы ели как короли. Элли съела больше всех. У нее отменный аппетит: она может слопать две большие миски пасты за несколько минут. Она очень похожа на своего отца.
После обеда Малк сдвинул шляпу чуть дальше на голову и скрестил руки на груди.
– Я закончил, – сказал он. – Теперь моя очередь отдохнуть перед отъездом. Вы, девочки, собираетесь?
Мама посмотрела на меня.
– Я могу пойти одна, – сказала я, – если ты не против, мам?
Она кивнула.
– Конечно, конечно! – сказала она, немного напряженным, взволнованным голосом, потому что только она одна знала, зачем я туда иду. – Я имею в виду, я пойду с тобой, если хочешь, дорогая.
Я колебалась. Я хотела вернуться туда только с Элис. Я имею в виду, что это будет символический момент, последние две женщины Парр, но потом я поняла, что не могу пойти без мамы.
Гены, семьи, предки – это все забавные вещи, не так ли? Я была уверена, что мне не нравится «Птицы мычат», когда я была моложе. Потом, когда родилась Элис, я поняла, какая это замечательная книга. Я просто не смогла разглядеть этого раньше, это было так похоже на нашу эксцентричную маленькую жизнь. Теперь я читаю ее своей дочери, это ее самая любимая книга, так же как «Нина и бабочки» была моей любимой книгой, и я думаю, она уже понимает, что ее написала ее бабушка, и мне это нравится, мне это очень нравится. Моя замечательная мама.
До двадцати пяти лет я мечтала побольше узнать о человеке, который, как мне казалось, умер вскоре после моего рождения. Теперь, если уж на то пошло, я слишком много знаю о нем и об истории нашего рода. Теперь мне жаль свою мать и её семью – этих недооцененных американцев с Восточного побережья, ученых, сухих, рыжеволосых. Мамин отец умер в прошлом году, и она поехала на похороны, но я не смогла быть вместе с ней, поэтому мы с ней планируем съездить вместе в следующем году, если позволит отпуск. Я оставлю Элли с Циннией, ее другой бабушкой (никогда не было на свете более любящей бабушки, чем Цинния, никто не был более убежден в совершенстве своей внучки – но ей можно так думать). Мы поедем на Манхэттен и отдадим дань уважения молодости мамы, а потом отправимся в Калифорнию, чтобы навестить ее тетю и кузенов, которых я никогда не видела, и она не виделась с ними уже несколько десятков лет. Возможно, это будет наша единственная встреча, а может, и нет. Теперь я понимаю, что вы можете завязать себя в узлы, пытаясь воссоединить свою семью. А иногда можно просто все оставить в покое.