И вот я сказал им: «Давайте я к вам приведу одного своего друга. Аспирант, умница, знает языки». «Конечно, давай».
Я ему говорю:
– Давай пойдем в гости к одним ребятам?
– А кто они? – спрашивает.
Я ему все рассказал.
– Ага, – говорит он. – Да, милые ребята, понятно. Но они, наверное, все время ведут разные, так сказать, ревизионистские разговорчики? А? Ведут или не ведут? Отвечай.
– Ведут, – говорю. – Конечно, ведут, еще как.
– Тогда не надо, – вздохнул он. – Хорошие ведь ребята, талантливые, ты сам сказал, и я тебе верю. Ну их!
И вот тут я понял, что он на самом деле агент-профессионал. Но просто не хочет лишней мороки. Или даже, представьте себе, не хочет закладывать моих приятелей. Потому что если бы он туда пришел, то был бы обязан отчитаться. А так – нет и нет. То есть он поступил честно и порядочно, как будто по стукаческому кодексу чести. Вдруг такой есть, и там сказано: «На друга товарища твоего без специального задания не стучи». Смешно.
Поняв это, я потихоньку стал с ним расставаться. Тем более что он меня вдруг сильно подвел по части девчонок, и я на него рассердился. А может быть, он нарочно это сделал, поняв, что я про него все понял? Устроил лажу специально, чтоб я с ним поссорился? Не знаю точно.
С тех пор мы виделись буквально три раза. Два раза замечали друг друга издалека и опускали глаза, отворачивались, а в третий – вдруг столкнулись нос к носу в театральном фойе.
Он протянул мне руку, и я крепко ее пожал.
* * *
Вот такой рассказ.
Кажется, что это просто «случай из жизни» – но на самом деле это настоящая новелла. С завязкой, характерами героев, накатом событий, легким повествовательным уходом в одну как бы боковую линию (девчонки), в другую (компания творческой молодежи), потом с возвратом сюжета к отношениям героев – здесь кульминация и прозрение – и, наконец, развязка через первую боковую линию (ссора по поводу девчонок и расставание) – и, как положено, финал-пуант (неожиданное рукопожатие). То есть новелла по всем правилам. Полторы странички.
Но вдруг я подумал, что этот текст можно легко и даже интересно расписать на подробности.
* * *
Описать этого человека, его внешность, манеры и дом, его квартиру, книжные полки, старенькую пишущую машинку на дедушкином еще письменном столе, абажур над обеденным столом, старый диван, обитый вытертым гобеленом, – такой мещанско-интеллигентский стандарт. Тесную прихожую, куда выходила встретить меня его пожилая мама, всегда в фартуке, всегда вытирающая кухонным полотенцем мокрые, красные от готовки руки… Ах, какие штампы – и абажур, и старый диван, и особенно мама, которая выходит из кухни, где что-то кипит, шипит и пахнет.
* * *
Подробно рассказать, почему его подозревали, что он агент. Каковы были, так сказать, аргументы и факты. Его недруги обращали внимание, что он несколько раз ездил за границу. Раза три или четыре, слишком часто для аспиранта в советские-то времена. Сопровождал то факультетское начальство, то делегацию на конгресс литературоведов. То ли как переводчик, то ли как перспективный молодой специалист, или как кто? Сам он говорил об этом нехотя и вскользь, а при расспросах ловко уклонялся от сути дела.
* * *
Рассказать о себе тогдашнем. Описать свою квартиру. Свою комнату, родительскую спальню и отцовский кабинет. Точнее, кабинет-гостиную. Картины, столы на тонких ножках. Все клетчатое, серо-бело-синее, этакое современное. Рассказать о еженедельных отъездах родителей на дачу вместе с маленькой сестренкой, о беспокойном чувстве вольности, которое меня захлестывало и искало выхода.
* * *
Наконец, описать все, связанное с девчонками. Как он ко мне подкатился, чтобы попользоваться пустой квартирой. А может, это я сам его зазвал? Да, конечно, я сам – если честно рассказывать. Мне он издалека нравился: большой, веселый, вальяжный. Важный, но доступный. В коридоре или на лестнице, где курят, вокруг него всегда собиралась компания. Девушки ему заглядывали в глаза, а он поглаживал их по плечикам и шутил – очень откровенно и приманчиво, но не переходя грань приличия. Видно было, что девушки его обожают. Поэтому я как-то исхитрился, чтобы этак ненавязчиво его позвать к себе. А потом я стал думать, что это он все так наладил, чтоб я сам его пригласил.
* * *
Написать, как он первый раз пришел ко мне с девушкой – с боевой подругой, как он выразился. А я сидел в папином кабинете, он же гостиная, готовился к семинару, слышал скрип кровати в своей комнате (я их запустил туда, не в родительскую же спальню!) и страшно злился-бесился. Тем более что сначала мы все вместе сидели на кухне и пили чай с печеньем – очень хорошая, кстати, была девчонка. Такая вроде ничего особенного, но на самом деле ой-ой-ой. Даже завидно. А потом они ушли, а часа через полтора вышли, и он очень вежливо и ласково спросил: «А нельзя ли еще чайничек поставить?» Вот тут я совсем взбеленился, но виду не подал, но на следующий раз поставил условие – чтоб девчонка была с подругой. «И насчет подруги смотри не обмани, чтобы подруга была точно такая же боевая, как твоя собственная, то есть надежная на двести процентов. А то, сам понимаешь, мама с папой могут внезапно позвонить, что выезжают с дачи и будут через час».
Можно написать весь наш с ним диалог, когда он безо всякого спора согласился. То есть это был даже не диалог – я перечислял свои требования, а он улыбался и кивал, а потом сказал: «Вот ты какой строгий и жесткий, оказывается… Но это даже хорошо! Ты мне все сильнее нравишься!»
* * *
Рассказать, как мы бродили по Москве. Он невозможно много знал. И сплетни про всех наших преподавателей, и неприличные английские лимерики, и подробности жизни известных писателей, и про французских сюрреалистов, и про Стокгольм, как в самом центре старого города кварталы называются именами древнеримских богов: Юнона, Аполлон, Меркурий и так далее. Так прямо на стене написано: «Kvartier Apollo». Почему? А черт его знает. «А ты как попал в Стокгольм?» «Чисто туристически!» – смеялся он и говорил: «Да, кстати!» – и объяснял мне, что ни в коем случае нельзя связываться с Наташенькой Н., которой я был весьма сильно увлечен. Она была такая загадочная, резкая и неприступная. А я ее очень любил. Он наблюдал за моими страданиями, и вот вдруг сказал: «Не связывайся». – «Почему?» – «Потому что она сумасшедшая». – «В каком смысле?» – «В обыкновенном. В клиническом. Гляди, как у нее глазки-то сияют. Верный признак». А она как раз из-за этого мне особенно нравилась. «Ерунда! – возмутился я. – И вообще, какая разница?» «Ты с ней все равно расстанешься, – сказал он. – Слово даю. В смысле, она тебя бросит. Потом ты встретишь нормальную девушку и женишься. И вот тут-то она начнет к тебе, так сказать, возвращаться. Будет звонить днем и ночью. А потом вломится в квартиру, ляжет на пол посреди комнаты, будет дрыгать ногами и орать. Будет кричать твоей жене: “Отдай его мне!” Тебе это надо?» «Откуда знаешь?» – изумлялся я. «Ты, главное, вопросов не задавай, – смеялся он. – Ты, главное, слушай старшего товарища». Кстати говоря, он прав оказался: все так и случилось. Слава богу, не со мной. Спасибо старшему товарищу.