Личник - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Валериев cтр.№ 38

— Можно сказать и так, Ваше превосходительство. Я, действительно, считаю, что стремительное развитие вооружения приведёт к серьёзным изменениям в тактике ведения боя. И на первое место выступит пуля, а не штык. Хотя «штыковое воспитание», о котором говорит в своем «Учебнике тактики» Его высокопревосходительство Михаил Иванович Драгомиров полностью поддерживаю, — я сделал глубокий вздох и продолжил. — Идти на позиции противника под его губительным огнем от артиллерии, магазинных винтовок, пулемётов смогут только войска с сильной волей и не боящиеся гибели. А чтобы уменьшить потери от огня противника, необходима форма, которая бы не выделяла солдата на поле боя, а, напротив, делала бы его как можно незаметнее.

— И вы, Тимофей Васильевич, хотите всех солдат зимой одевать в такие маскхалаты? — последнее слово генерал произнёс уже уверено.

— Ваше превосходительство, это было бы здорово, но боюсь слишком дорого для государственной казны, — я сожалеюще развёл руками. — Последние годы усмирения Кавказа показали необходимость использования малых команд для скрытого наблюдения за противником, точечных нападений. С нашей стороны такие боевые действия осуществляли кубанские пластуны, у черкесов хежреты, психадзэ. Именно для таких команд в первую очередь и нужны маскхалаты для зимы и для лета.

— Интересная мысль. Насколько мне известно, Вы вместе с Головачевым работу написали о действии таких малых групп в тылу противника?

— Так точно, Ваше превосходительство. Написали. В прошлом году её передали в Академию Генерального штаба. Результаты рассмотрения мне не известны.

— Что же, замечательно, что эволюция военной мысли не стоит на месте и молодёжь как всегда ищет что-то новое, — Духовский по-доброму улыбнулся. — Подготовьте мне план занятий, на котором бы мы увидели все возможности использования вашего зимнего маскхалата. При этом можете задействовать и силы линейного батальона.

— Слушаюсь, Ваше превосходительство, — я поднялся со стула вслед за выбравшимся из-за моего стола генералом.

В этот момент в кабинет влетел Кораблев.

— Тимофей Васильевич, я от Банкова… Ой… Извините, Ваше превосходительство…, - коллежский секретарь изобразил стойку смирно.

— Проходите эээ…, - Сергей Михайлович сделал паузу, видимо пытаясь вспомнить как зовут, можно сказать, начальника секретной части конвоя.

— Коллежский секретарь Кораблев Николай Алексеевич, — пришел я на помощь генералу.

— Да… Николай Алексеевич. Проходите. Мы уже с Тимофеем Васильевичем закончили. Так что не буду вам мешать. Вечером жду доклада, — эта фраза Сергея Михайловича была уже предназначена мне. Закончив говорить, генерал вышел из кабинета.

— Что-то срочное, Николай Алексеевич? — обратился я к Кораблеву.

— Юрий Петрович, просит Вас подъехать к нему. Он просил передать, что с большой долей вероятности вы оказались правы…

— День добрый, Юрий Петрович! Какие новости? — спросил я Банкова, входя в его кабинет в полицейском управлении.

Следственный пристав поднялся из-за стола и произнёс: «День добрый! Проходите, Тимофей Васильевич, снимайте верхнюю одежду. Есть новости, как им не быть. Чаю-с?»

— Вы знаете, Юрий Петрович, не откажусь. Морозно сегодня на улице.

Коллежский асессор, проходя мимо, пожал мне руку, а потом выглянул в коридор и кому-то скомандовал принести чаю. Вернувшись на место, сел за стол и пригласил меня присесть на стул.

— Ну что, Тимофей Васильевич, хочу Вас обрадовать, хотя повод сам по себе не радостный. Смерть Глафиры Петровны Ермиловой я бы естественной не назвал. Жалко, что я не осматривал место происшествия, но даже по показаниям её мужа, который обнаружил труп, можно было бы сказать, что её убили, — Банков возбужденно потёр ладони и продолжил. — А так как я сегодня с утра осмотрел тело Ермиловой, то со всей ответственностью могу заявить, что мы имеем убийство с прямым умыслом с обдуманным намерением. Статья одна тысяча четыреста пятьдесят четыре Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Это каторга от пятнадцати до двадцати годочков. Возможно, и убийство совершённое ради облегчения другого преступления. А это уже статья одна тысяча четыреста пятьдесят девять и бессрочная каторга.

— А каким образом Вы, Юрий Петрович, определили, что было совершено убийство?

— Ох, Тимофей Васильевич! Если бы Ермилову осматривал не этот алкоголик Венников… Есть у нас в городе такой врач. У него каждый день заканчивается на дне стакана, — следственный пристав брезгливо скривился. — Так вот, если бы труп Глафиры Петровны осматривал тот же Любарский, он бы сразу сказал, что было совершено убийство.

— Какие-то улики? — заинтересованно спросил я.

— Во-первых, тело Ермиловой нашли в том положении, при котором она не смогла бы получить такое повреждение височной области, — Банков отогнул указательный палец. — Во-вторых, рана на виске соответствует сильному удару либо рукояткой револьвера, либо кастетом. Но дождемся от Любарского, нашего окружного врача официального заключения.

— Юрий Петрович, а Вы вот так из описания мужа о том, в каком положении он нашёл труп жены, сделали выводы, что Ермилова не могла бы получить такое повреждение виска? — я смотрел на пристава с любопытством, и мне действительно было интересно, что он мне скажет в ответ.

— Эх, Тимофей Васильевич, как говорится сам себя не похвалишь — никто не похвалит, — лицо Банкова осветилось задорной улыбкой. — Не буду слишком хвастать, но считаю, что неплохо знаком с судебной медициной. Вы кстати в курсе, что о способах определения того, какая рана на теле является смертельной, писал Гиппократ. А после убийства Цезаря его тело осмотрел врач, который установил, что из двадцати трёх ран смертельной была только одна.

— Интересные факты. Впервые о таком слышу, — я был действительно поражён этой информацией.

— Ооо, Тимофей Васильевич, ещё в тринадцатом веке в Болонском университете судебная медицина была официально признана в качестве специальности. Иоганн Рихтер в одна тысяча восемьсот четвёртом году обнаружил ультрафиолетовые лучи. Но совсем недавно узнали, что в свете ультрафиолетовой лампы более свежий лак выглядит темнее. И что нам это дает, Тимофей Васильевич?

Я смотрел на следственного пристава, который в этот момент напоминал моего учителя химии по кличке «Матрас». Эта прозвище он получил потому, что лет двадцать проходил в костюме из темно-синей ткани в светло-серую полоску. Ещё он был фанатом химии, и каждый его урок был представлением одного актёра, который вещал о торжестве химии на планете Земля. Несмотря на любовь к своему предмету, «Матраса» мало кто любил из учеников. Его любимой фразой при выставлении оценки в журнал были слова: «На пять знает химию бог, на четыре я, на три отличник, ну а вам, молодой человек, неуд». Вот и сейчас я видел перед собой фанатика от науки, но, кажется, ещё адекватного.

— Не могу сказать, Юрий Петрович. А что нам даёт такое свойство лака в ультрафиолетовом свете?