О чем мы солгали - читать онлайн книгу. Автор: Камилла Уэй cтр.№ 34

На следующий день была суббота. Когда Ханна спустилась к завтраку, мы уже проснулись и ждали ее на кухне. Ханна замерла, поскольку не ожидала увидеть нас вместе за столом. Она повернулась к Дагу.

— Я не хочу, чтобы она здесь находилась, — сказала Ханна. — Она снова сделает мне больно. Не позволяй ей причинять мне боль, папочка!

— Ханна, — спокойно произнес Даг. — Прекрати. Прекрати немедленно. Мы знаем, что ты толкнула Тоби.

Ханна метнула на меня взгляд, а затем повернулась к отцу. Она сложила руки на груди.

— Я этого не делала.

— Нет, делала, Ханна, — сказал он. — Столкнула… и мне известно, что ты обижала его раньше.

Ханна выглядела как любой ребенок ее лет, чьи планы рухнули. Она стояла, ростом меньше четырех футов, на ногах тапочки с Винни-Пухом, руки сжаты в кулачки. И вдруг, испустив дикий визг, она бросилась на Дага и принялась колотить его в живот.

— Перестань, — сказал он, удерживая ее на расстоянии вытянутой руки; его лицо покрылось красными пятнами. — Перестань сейчас же. Я требую, чтобы ты объяснила, почему ты так себя ведешь. Почему хочешь сделать больно Тоби? Нам? Мы твои мама и папа и мы любим тебя.

— А я вас не люблю. Я ненавижу вас. И я всем расскажу о том, что вы сделали. Мне обо всем известно, я донесу на вас. Я пойду в полицию!

Даг отшатнулся, услышав эти слова, и я увидела торжествующую улыбку на лице Ханны. Я подошла к ней.

— Хорошо, — сказала я как можно спокойнее. Она остановилась, застыв от изумления. — Давай. Расскажи в полиции обо всем, что тебе известно, и мы с твоим отцом окажемся в тюрьме — а тебя передадут органам опеки. Догадываешься, что это означает?

Ханна помедлила, внимательно изучая меня, мне был хорошо знаком этот взгляд — пугающе взрослый, оценивающий, расчетливый.

— Туда отправляют детей, у которых нет мамы и папы, чтобы о них заботиться, — продолжила я. — Тебя пошлют в детский дом, где будет много других детей, где ты будешь делать то, что тебе скажут. Ты не сможешь взять ничего из своих вещей, там не будет той вкусной еды, которую ты любишь. Похоже на школу, только семь дней в неделю под присмотром взрослых, которые заставят тебя следовать их правилам. Ты этого хочешь, Ханна? Действительно?

— Мне наплевать, — сказала она, но я услышала сомнение в ее голосе. — Я ненавижу тебя. Я ненавижу и тебя, и папу, и Тоби. Все равно не хочу здесь оставаться.

— Если тебе этого хочется, тогда вперед, — сказала я спокойно. — Иди и расскажи всем, кому сочтешь нужным.

На секунду она замолчала, я переглянулась с Дагом, стоявшим в другом конце комнаты. И потом, совершенно внезапно, я увидела, что ее внутренняя борьба завершилась. Она села к столу и насыпала себе в миску хлопья Шреддиз. Мы взяли ее на слабо, и по крайней мере, на тот момент это сработало.

Этот эпизод послужил началом нашего непростого перемирия, настороженного сосуществования, построенного на недоверии, в течение которого мы держали данное себе обещание ни на секунду не оставлять Ханну наедине с ее братом, постоянно прибегая к изнурительной системе кнута и пряника, чтобы заставить Ханну ходить в школу и контролировать ее поведение. На какое-то время воцарился мир. Точнее, на пять лет, пока ей не исполнилось тринадцать.

В одиннадцать лет она пошла в ближайшую от нас среднюю школу, где учились все дети из деревни, и хотя друзья у нее так и не появились, случаи буллинга и насилия больше не повторялись. У нее не было хобби, ее ничего не связывало с внешним миром помимо телевизора, который ей очень нравилось смотреть, и это меня крайне беспокоило — дело в том, что я все еще любила ее. Поэтому мы обрадовались, когда она проявила интерес к компьютерам, и купили ей один в комнату, подкопив немного денег. Я не находила это увлечение опасным; Ханна стала проводить все больше времени у себя в комнате, и я посчитала, что это неплохо, если ребенок нашел занятие по душе.

Хочу внести ясность: мы не сдавались, не оставляли попыток достучаться до нее, старались, чтобы Ханна чувствовала себя любимой и желанной. Но правда заключалась в том, что она не искала нашей любви. Когда раз за разом сталкиваешься с неприязненным или враждебным отношением, то в какой-то момент опускаются руки. В первую очередь я заботилась о сыне, не давая возможности Ханне снова ранить его. И должна признать: эту задачу значительно облегчало то, что Ханна проводила почти все свободное время у себя в комнате.

Я не перестаю задаваться вопросом, планировала ли она втайне заранее то, что потом совершила. Предпочитаю думать, что нет; хочу верить, что она была по-своему счастлива или, по крайней мере, довольна жизнью в тот период времени. Но, положа руку на сердце, мне всегда казалось, что моя дочь счастлива только если она причиняет боль другим людям. И чтобы быть откровенной до конца: думаю, Ханна тогда просто выжидала удобного случая.

* * *

Единственной нашей отрадой в те дни был Тоби. Наш забавный, солнечный мальчик. Несмотря на прошлые обиды, Тоби ходил за Ханной по пятам, как собачка, его лицо сияло при каждой их встрече. Но Ханна активно и недвусмысленно давала ему понять, что терпеть его не может и это возымело свое действие: когда Тоби исполнилось пять, а Ханне одиннадцать, он практически перестал ее замечать.

У нас почти не было семейных выходов; вместо этого мы с Дагом поочередно выводили Тоби, но несмотря ни на что он оставался счастливым, добрым и любящим ребенком. Я была очень близка с Тоби. Каждый день он признавался мне в любви, приносил из школы подарки, сделанные своими руками. Я его обожала.

Помню, как он однажды сказал:

— Ханна ненавидит меня. Она ненавидит тебя и папу.

Но к тому времени я уже перестала болезненно относиться к подобным вещам.

— Ну, это же Ханна, — ответила я. Я больше не пыталась ничего скрывать или замалчивать.

— У нее странные глаза, — сказал он. — Они меня пугают.

На это я ничего не смогла ответить. Он верно подметил: было что-то особенное в ее взгляде, думаю, такой взгляд называют отсутствующим, долго выдержать его невозможно.

Один инцидент я сохранила в памяти. Ханне тогда было двенадцать… к нам зашла познакомиться новая соседка. Я пригласила ее в дом и приготовила чай. Помню, мне было очень приятно принимать ее, ведь большинство жителей деревни игнорировали нашу семью. Когда мы прощались в дверях, я повернулась и увидела на лестнице Ханну, наблюдавшую за нами. Она поняла, что я ее заметила и прошла на кухню за стаканом молока. Поначалу я не придала этому эпизоду никакого значения, пока немного позднее в тот же день до моей комнаты не донесся голос Ханны.

Я пошла проверить ее и через щель в двери увидела, как Ханна стоит перед зеркалом и разговаривает сама с собой.

— До свидания, Кэрол, как мило, что ты заглянула к нам познакомиться, — говорила Ханна.

Она повторяла слово в слово то, что я сказала соседке несколькими часами ранее. Ханна тренировалась до тех пор, пока не смогла точно воспроизвести тембр голоса и интонацию.