— Голубев, придержи своих архаровцев, — бросил Никита. — Всем рассредоточиться, к базе подбираемся скрытно, охватываем полукругом…
На позиции выдвигались тихо, заключительный отрезок пути освоили пешком. Партизанская база находилась в обширной природной чаше, окруженной густым хвойником. Растительности внизу было немного — отдельные кусты, несколько деревьев. Разведывательная авиация над этой местностью не летала, поэтому финны чувствовали себя вольготно. Разведчики лейтенанта Голубева выползли на косогор, зарылись в снег. «Открывать огонь после первого выстрела», — передали по цепи. Мечников всматривался в смутные очертания вражеского логова. Все становилось более-менее понятно. Внушительные бугорки на ровном месте — это землянки. Если присмотреться, можно различить утопленные в землю входы и тонкие трубы дымоходов. Несколько бревенчатых строений, брезентовый навес, дровяник, печь открытого типа под навесом. К торцевой части двери были приставлены лыжи, там же сани, вполне пригодные для перевозки пулеметов, какие-то заковыристые лопаты для уборки снега. База не спала — по крайней мере, спала не вся. У печки под навесом возился человек в телогрейке. Топились все строения, включая землянки — завихрения дыма вились над трубами и бесследно исчезали в атмосфере. Кто-то курил у входной двери. Из землянки выбрался мужчина без зимней одежды, втянул голову в плечи, засеменил к отхожему месту, вынесенному на «закорки». С крыльца спустились двое — в пышных ушанках, в длинных полушубках — и вышли на пустырь. Слева обозначилось движение, тряслись еловые лапы. Никита насторожился, стал всматриваться. Из леса выходили лыжники, спускались в низину. Их было около десятка. Светлые маскхалаты сливались со снегом. Люди выезжали на пустырь, снимали лыжи. На спинах висели автоматы «Суоми» с круглыми магазинами. Зажглись огоньки сигарет. Двое, что вышли из избы, приблизились к старшему группы, выслушали доклад. Ничего экстраординарного, похоже, не случилось. Они покурили и повернули обратно. Никита перехватил вопросительный взгляд Голубева — не пора ли? Мерзнем, товарищ комроты, подвигаться бы надо…
Из вытянутой бревенчатой избы вышли трое в тулупах, побрели на косогор, забрасывая автоматы за спину. Первый заразительно зевал. У второго ходуном ходила челюсть, он что-то дожевывал. Третий запоздало отыскал в кармане варежки, натянул их. Мечников напрягся. Троица направлялась в их сторону — очевидно, менять мертвецов в овраге.
— Эх, не знают мужики, что им лучше туда не ходить… — прошептал лежавший рядом Ветренко. — Товарищ старший лейтенант, а ведь мимо точно не пройдут…
Никита выстрелил из трофейного «шмайссера», когда до головного караульного оставалось метров пятнадцать. Тот, отдуваясь, взобрался на косогор, оперся о дерево. И повалился навзничь, не меняясь в лице, — смерть мгновенная, вряд ли что-то осознал. Сигнал прекрасно поняли. Шквал пулеметного и автоматного огня обрушился на базу! Первыми упали караульные — их так набили свинцом, что места живого не осталось. Попадали с крыльца курильщики. Солдат в фуфайке с круглыми глазами выпрыгнул из-под навеса — очередь забила его обратно. Поднялись красноармейцы, двинулись вперед, ведя непрерывный огонь. Разлетались стекла в бревенчатых избах. Из землянок выскакивали полуодетые люди и падали в снег под шквальным огнем. Группа лыжников, прибывшая с задания, попыталась оказать сопротивление — стреляла из окон, из дверного проема, и разведчикам пришлось залечь. Тут же затрясся пулемет Дегтярева в массивных лапах красноармейца Вахрушева. Жилистый Ганелин первым подбежал к избушке, прижался спиной к стене. Красноармейцы оборвали огонь, чтобы не задеть своего. Он оторвал спину от стены, забросил гранату в истерзанный оконный проем, отпрянул и рухнул в снег. Избушка подпрыгнула, с хрустом переломилось перекрытие кровли. Из распахнутой двери вырвалось облако дыма. Бойцы перешли на бег и ворвались на базу. Сопротивление в ближайших землянках сломили быстро, хватило нескольких гранат, брошенных внутрь. Из постройки, где обитали офицеры, лаял автомат. Вахрушев перенес огонь, с остервенением заливал постройку свинцом. Там кто-то охнул. Из двери выпрыгнули двое — в офицерских френчах, в наброшенных на плечи полушубках. Пробежали несколько метров и упали один за другим. В строениях разгоралось пламя, валил дым. Красноармейцы шли валом, оставляя за собой огонь и трупы врагов. Посреди базы пришлось остановиться, разведчики разбежались, спрятались за укрытия. В северной части лагеря тоже имелись землянки, из них выскакивали люди, бросали гранаты, уходили в лес. Яростно долбил пулеметчик, заняв позицию за деревом. Израсходовав ленту, он отполз назад, потом поднялся и побежал в сторону леса.
— Не вставать! — крикнул Мечников. — Пусть лейтенант Скорин поработает!
Взвод Скорина обошел базу с севера, обложил все входы и выходы. Там разразилась яростная стрельба, и вряд ли кто-то вырвался. Пули свистели над головой. Никита кричал, чтобы не высовывались. Нет ничего глупее — погибнуть от рук своих товарищей. Финны, угодившие в ловушку, побежали обратно. Пятеро или шестеро скатились со склона, ища пространство, свободное от пуль. Справа заговорил «дегтярев», и вся компания полегла в одно мгновение. Последний рухнул на колени, вскинул руки. Но поздно опомнился, пули уже порвали телогрейку, бросили в снег…
Перекликались командиры — все в порядке, не стрелять! Никита облегченно вздохнул. Из леса показались люди Скорина, и подчиненные Голубева, поднявшись, пошли им навстречу.
— Товарищ старший лейтенант, никто не ушел! — крикнул возбужденный Скорин. — Был дозор на севере, мы его сняли! Еще несколько лыжников шли на базу с востока, мы их остановили, притворились своими, а потом всю компанию — к прадедушкам…
— Молодцы, Алексей! — отозвался Никита. — Потери есть?
— У меня один! Рядовой Жиганов, не повезло парню!
— У меня двое, — буркнул Голубев, — Ищенко и Косачев…
— Семину ногу прострелили, товарищ старший лейтенант! — выкрикнул кто-то. — Сейчас его перевяжем, но в госпиталь надо мужику, много крови потерял!
Потери все же были, без этого никак. Мечников отправил посыльного на южную опушку — сигнализировать ракетой, что можно подтягиваться, седлать лесную дорогу. В этом лесу была лишь одна база, только с нее могли ударить в тыл наступающей части. Разведчики кашляли в дыму, разбредались по лагерю. Трупы погибших красноармейцев вынесли на пустырь. Несколько человек возились с раненым.
— Товарищ старший лейтенант, здесь еще одна землянка, она замаскирована! — прокричал из-за кустов малорослый Коротков. — Тут арсенал нехилый — мины, пулеметные патроны! Хорошо, что не стреляли в эту сторону, — вся база на воздух взлетела бы!
— Голубев, отправь людей охранять арсенал! — приказал Мечников. — Не хватало, чтобы какой-нибудь выживший герой-одиночка выискался… — проворчал себе под нос.
Он задумчиво разглядывал лежащих в снегу офицеров. С одним все было ясно, кровь под телом растопила снег. У второго крови не было. Никита увидел, как дернулся палец отброшенной руки, и, усмехнувшись, перевернул ногой лежащее ничком тело. Хитрец какой, вылежаться собрался! У финского офицера обмерзло лицо, цвели белые пятна на щеках. Он съежился, смотрел со страхом, рыжая окладистая борода стояла колом. Он что-то бормотал, заикался, защищался руками.