Сомневаться в наблюдательности Карабаша не приходилось. Мечников снова отправил людей во все концы: отделению Кочергина продолжать движение, уйти вперед на триста метров и занять круговую оборону. Абызов и Александров — в полк, доложить обо всем Покровскому. А капитан пусть докладывает наверх. Полк должен остановиться! Остальным отойти назад — тоже на триста метров. С комвзвода в обход пойдут двое — Карабаш и Данилов, нечего там толпиться. Сигнал тревоги — громкая и продолжительная стрельба…
Задача обогнуть деревню с юга оказалась непростой. Снег в низине стоял по горло, сохранять равновесие было непросто. Заплетались ветки кустарника, хватали за ноги, путались и мешались еловые лапы — они гнулись к земле под весом липкого снега. Разведчики передвигались медленно, приподнимая ветки. Тьма ельника сгущалась, и это превращалось в настоящую проблему. Деревня была справа, но точно Мечников уже не ориентировался, и их могли заметить в любую минуту. Если в лесу сосредоточилось подразделение финской армии, то обязаны выставить дозоры…
— Довольно, товарищ старший лейтенант… — Карабаш скорчился под пышной лесной красавицей, стаскивая лыжи. — Я из Иркутска, работал в тайге на лесозаготовках, несколько лет занимался охотой и умею бесшумно передвигаться по лесу. У вас нет такого опыта, и любая ошибка может дорого стоить… Оставайтесь с Лехой, я один поползу — чувствую задним местом, что уже рядом. Лыжи оставлю. Если что, пальну, тогда уходите…
Карабаш был прав — в непролазных финских лесах пасовали даже опытные следопыты. Никита кивнул: давай. Карабаш по-пластунски отполз, скрылся за хвойными юбками.
Ждать пришлось довольно долго. Они не разговаривали, лежали, обняв финские автоматы, смотрели на мерно качающиеся кроны деревьев. Наконец Карабаш вернулся — сполз в яму, извиваясь ужом, стал приводить в порядок дыхание. Глаза парня плутовато бегали.
— Вот это да, товарищ старший лейтенант… Невероятно, мать их… Вот ведь хитрецы… До лощины, которая за опушкой, метров восемьдесят… Я видел пост — их двое, пришлось сделать крюк… Лощина в длину метров пятьдесят, она вплотную примыкает к опушке. Командир, там минометная батарея… — Он даже начал заикаться от волнения. — Вот, ей-богу, не вру, штук шесть минометов, готовы к работе, расчеты на местах. Солдат человек тридцать, вооружены автоматическим оружием, есть пулеметы. Костры не жгут, у них одеяла, соорудили себе лежанки из лап, одеты тепло… Им до лесной дороги по прямой — метров двести пятьдесят. Пошла наша колонна — накрыли бы, как миленьких. Что тут стрелять? Ерунда. А если на дерево залезть, то можно и огонь корректировать… Понятия не имею, командир, как они туда попали, видимо, нарисовались с запада, на санях тащили гранатометы, знают этот лес наизусть. А мы смотрим, что снежок нетронутый, — и делаем вывод, что в окрестностях деревни никого нет…
— Тебя точно не засекли?
— Уверен. Я же не первый год в таких лесах. У нас под Иркутском и похуже бывают чащи… Надо быстро что-то решать, товарищ старший лейтенант. Колонну ждут. Увидят, что ее нет, начнут беспокоиться, вышлют разведку…
Мысли в голове блуждали, как неприкаянные. Карабаш ошибался. Минометная батарея не должна была стрелять именно сейчас. Ну, повредила бы несколько машин, убила бы энное количество солдат, которых после обстрела все равно останется много. Дело нескольких минут — подтянуть пару орудий, те же минометы, и разнести, к чертовой матери, опушку! И финны не могут этого не понимать. Они не самоубийцы. В противном случае на дороге бы сидели наблюдатели, корректировщики, связные, кто там еще? Но вроде не было никого, иначе разведчики столкнулись бы с трудностями. Другое дело, если колонну полка впереди поджидала засада — причем не простая засада, а призванная разнести полк целиком. А в задачу минометной батареи входило перекрыть дорогу отступающим. Тогда понятно их нынешнее безмолвие, отсутствие связных с корректировщиками…
Мечников и раньше подозревал, что полку Уматова не дадут пройти безнаказанно, а сейчас подозрения превращались в уверенность! Но в одном был прав Карабаш — любое промедление смерти подобно. Не обнаружив колонну на дороге, финны могут предпринять непредсказуемые действия…
Разведчики откатились обратно, поползли, а выйдя из опасной зоны, встали на лыжи и заспешили к дороге…
— Минометы, говоришь… — утробно проурчал полковник Уматов. — Ну что ж, мы тоже минометы подтянем, вышибем, так сказать, клин клином…
К чести командования, оно не бездействовало. Боеприпасы подвезли минувшей ночью — грех жаловаться на их нехватку. Артиллерия в данной ситуации была беспомощна, а вот минометы пришлись в самую пору. Батарею перевозили две полуторки на гусеничном ходу. Эта техника плевать хотела на препятствия и глубокий снег. Машины прорвались через расступившиеся ряды, встали одна за другой. Откинулись борта, носились расчеты. Конструкция минометов позволяла вести огонь из кузовов, платформы были привернуты к специальным рамам. Угол к горизонту прибрасывали «на глазок» — не до сложных расчетов. И практически угадали! Первым залпом накрыло пустое пространство между лесом и деревней, рухнули несколько елей. Второй залп угодил в самую точку — мины взрывались в овраге, разлетались комья глины, ветки, усыпанные сочной хвоей. Третий залп превратил овраг в какое-то месиво из земли и обломков растительности. Многие финны погибли в овраге, и все же большинству после первого залпа удалось выбраться, и они кинулись в глубь леса. И этот момент минометчики не упустили — уменьшили угол к горизонту. Мины рвались в лесу, валили деревья, выдирали с корнем щуплые кустарники. Выжившие уперлись в стену из поваленных деревьев, побежали в южную сторону. Рота красноармейцев с грозным «ура», увязая в снегу, бежала со стороны дороги. Орущий вал катился с косогора, прорвался через деревню, завяз в снегу на северной околице. Финнов, отступающих на юг, встретили подошедшие под шумок бойцы старшего лейтенанта Мечникова. Разведчики лежали в снегу, сидели за деревьями, с ленцой постукивали автоматы «Суоми». Между деревьями метались фигуры в рваных маскхалатах. Защитная униформа уже не спасала — финны теряли каски, оружие. Но упорная группа из семи-восьми человек пыталась прорваться. Они бросили гранаты, стреляли из автоматов. Эффективность огня была крайне низкой, гранаты взрывались с недолетом, пули летели над головами. Растерянные, контуженые, эти люди плохо понимали, что происходит. Мечников лично пристрелил двоих, не испытывая к ним ни доли жалости. Солдаты истерично перекликались, и он удивился — этот язык был ему незнаком. Но какое это имеет значение, хоть папуасы с синими бородами! Несколько выживших предприняли последнюю попытку, бежали сплоченной кучкой, поливая огнем. Двоих играючи выбили из кучки, остальные рассыпались, залегли. В стороне опять разгорелось грозное «ура!» — красноармейцы шли на приступ взорванного леса.
— Эй, солдаты, сдавайтесь! — на ломаном финском выкрикнул Мечников. — Сопротивление бесполезно!
— Попались так попались, — проворчал лежавший рядом Максимов.
Оборвался шум, настала тишина. Стали медленно приподниматься фигуры в рваной униформе, выбрасывали оружие, тянули руки. Кто-то харкал кровью, держался за живот, другие смотрели исподлобья, угрюмо. Из кучки уцелели четверо, двое из них были ранены. Левее, сцепив руки за затылками, поднялись еще трое. Разведчики подходили, с любопытством всматривались во вражеские лица.