Сальватор. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 68

Нет!

– А-а! Ну да! Вы хотите меня убить, как убили своего племянника! – сказал монах. – Но даже если бы у вас в руках оказалось сейчас оружие, вам меня не убить. Господу угодно, чтобы я жил!

При виде его уверенного лица, слыша его торжественный голос, г-н Жерар почувствовал, как им снова овладевает ужас.

– Не угодно ли вам все-таки выслушать меня? – продолжал монах.

– Говорите! – скрипнул зубами г-н Жерар.

– Я пришел в последний раз, – печально молвил монах, – просить вашего разрешения обнародовать вашу исповедь.

– Вы же требуете моей смерти! Это все равно что отвести меня за руку на эшафот. Никогда! Никогда!

– Нет, я не требую вашей смерти. Если я получу ваше разрешение, освобождающее меня от клятвы хранить молчание, я не стану мешать вашему отъезду.

– Ну да! А как только я ступлю за порог, вы на меня донесете, сообщите обо мне по телеграфу, и через десять лье отсюда я буду арестован… Никогда, никогда!

– Даю вам слово, сударь, – а вы знаете, какой я раб своего слова, – что я воспользуюсь этим разрешением завтра не раньше полудня.

– Нет, нет, нет! – повторил г-н Жерар, находя удовольствие в жестокости своего отказа.

– Завтра в полдень вы уже будете за пределами Франции.

– А если вы добьетесь моей выдачи?

– Я не стану этого делать. Я миролюбивый человек, сударь.

Я прошу, чтобы преступник раскаялся, а вовсе не требую его наказания. Я не вашей смерти хочу, а того, чтобы остался в живых мой отец.

– Никогда! Никогда! – завопил убийца.

– Это невыносимо! – проговорил аббат Доминик, словно разговаривая сам с собой. – Вы меня не слышите? Не понимаете моих слов? Не видите, как я страдаю? Не знаете, что я прошел восемьсот лье пешком, побывал в Риме, добивался от его святейшества разрешения обнародовать вашу исповедь и… и не получил такого разрешения?

Господину Жерару показалось, что над ним пролетела сама Смерть, но на сей раз она не задела его своим крылом.

Негодяй воспрял духом.

– Как вам известно, – сказал он, – ваше обязательство передо мной остается в силе. После моей смерти – да! Но пока я жив – нет!

Монах вздрогнул и машинально повторил:

– После его смерти – да! Пока жив – нет!..

– Дайте-ка мне пройти, – продолжал г-н Жерар. – Вы против меня бессильны.

– Сударь! – проговорил монах и, раскинув белые руки в стороны, чтобы загородить преступнику путь, стал похож на распятого праведника; сходство подчеркивала бледность его лица. – Вы знаете, что казнь моего отца назначена на завтра, на четыре часа?

Господин Жерар промолчал.

– Знаете ли вы, что в Лионе я слег от изнеможения и думал, что умру? Знаете ли вы, что, дав обет пройти весь путь пешком, я был вынужден одолеть нынче около двадцати лье, так как после болезни смог продолжать путь только сегодня?

Господин Жерар опять ничего не сказал.

– Знаете ли вы, – продолжал монах, – что я, благочестивый сын, сделал все это ради спасения чести и жизни своего отца?

Знаете ли вы, что по мере того, как на моем пути вставали препятствия, я давал слово, что никакое препятствие не помешает мне его спасти? Знаете ли вы, что после этой страшной клятвы я увидел, что ворота, которые могли оказаться закрыты, не заперты, вы не уехали, и я встречаю вас лицом к лицу, хотя все могло сложиться совсем иначе? Не угадываете ли вы во всем этом Божью десницу?

– Я, напротив, вижу, что Бог не хочет моего наказания, если Церковь запрещает тебе обнародовать исповедь, а ты зря ходил в Рим!

Он замахнулся, показывая, что за неимением оружия готов сразиться врукопашную.

– Дайте же пройти! – прибавил он.

Но монах снова раскинул руки, загораживая дверь.

Все так же спокойно и твердо он проговорил:

– Сударь! Как вы полагаете: чтобы убедить вас, я употребил все возможные слова, мольбы, уговоры, способные найти отклик в человеческой душе? Вы полагаете, есть другой способ для спасения моего отца, кроме того, который я вам предложил?

Если таковой существует, назовите его, и я ничего не буду иметь против, даже если мне придется поплатиться за это земной жизнью и погубить душу в мире ином! О, если вы знаете такой способ, говорите! Скажите же! На коленях умоляю: помогите мне спасти отца…

Монах опустился на колени, простер руки и умоляюще посмотрел на собеседника.

– Не знаю я ничего! – нагло бросил убийца. – Дайте пройти!

– Зато я знаю такой способ! – возразил монах. – Да простит меня Господь! Раз я могу обнародовать твою исповедь только после смерти – умри!

Он выхватил из-за пазухи нож и вонзил его негодяю в самое сердце.

Господин Жерар не охнул.

Он упал замертво.

Аббат Доминик наклонился над трупом и понял, что его жизнь кончена.

– Боже мой! – взмолился он. – Сжалься над моей душой и прости его на небесах, как я прощаю его на земле.

Он спрятал на груди окровавленный кинжал и, не оглядываясь, вышел из комнаты; потом спустился по лестнице, медленно прошел через парк и вышел через те же ворота, в какие входил.

Небо было безоблачное, ночь ясная; луна сияла, будто топазовый шар, а звезды переливались как бриллианты.

Как мы уже сказали, во дворце Сен-Клу был праздник.

Невеселый праздник!

Несомненно, всегда унылые и хмурые лица господ де Виллеля, де Корбьера, де Дама, де Шаброля, де Дудовиля и маршала Удино – впрочем, сияющая физиономия довольного собой г-на Нейроне служила им противовесом – не способствовали буйному веселью. Но и придворные в эту ночь были гораздо печальнее обыкновенного: в их взглядах, словах, жестах, манере держаться, в каждом движении читалось беспокойство; они переглядывались, словно спрашивая друг друга, как половчее выйти из трудного положения, в котором все оказались.

Карл X в генеральском мундире, с голубой лентой через плечо, со шпагой на боку печально прохаживался из комнаты в комнату, отвечая рассеянной улыбкой и небрежным поклоном на знаки уважения, оказываемые ему со всех сторон при его приближении.

Время от времени он подходил к окну и пристально вглядывался в ночь.

Что он высматривал?

Он любовался звездным небом в эту прекрасную ночь и, казалось, сравнивал свой мрачный королевский бал с блестящим, радостным праздником, который луна задала звездам.

Иногда он глубоко вздыхал, словно находился один в спальне и звали его не Карл X, а Людовик ХГГГ.

О чем он думал?