— Хочу, — ответил Николино, — подойдите поближе. Ванни подошел; Николино плюнул ему в лицо.
— Черт побери! — воскликнул Ванни. — Вверх его, вверх! Палач и его подручные уже взялись за дело, как вдруг к фискальному прокурору подскочил запыхавшийся комендант Роберто Бранди.
— Спешная записка от князя де Кастельчикала, — сказал он.
Ванни взял записку и жестом приказал палачам подождать, пока он не кончит чтения.
Он развернул бумагу, но едва бросил на нее взгляд, как сильно побледнел.
Прочитал еще раз — и его бледность стала мертвенной.
Потом, чуть помолчав, отер залитый потом лоб и сказал;
— Развяжите обвиняемого и отведите в тюрьму.
— А как же пытка? — спросил маэстро Донато.
— Отложим на время, — ответил Ванни.
И он бросился вон из застенка, даже не приказав секретарю следовать за ним.
— А ваша тень, господин фискальный прокурор? — крикнул ему вслед Николино. — Вы забыли свою тень!
Николино развязали, и он облачился в рубашку, жилет и сюртук так же спокойно, как до того снял их.
— Чертово ремесло! — вздохнул маэстро Донато. — Тут никогда ни в чем нельзя быть уверенным!
Николино, казалось, был тронут огорчением палача.
— Сколько вы зарабатываете в год, друг мой? — спросил он.
— Я получаю четыреста дукатов, ваше сиятельство, десять дукатов за казнь и по четыре дуката за пытку. Но из-за упрямства трибунала уже больше трех лет никого не казнили, и вот — сами видите — только начали вас пытать, как пришло новое распоряжение. Пожалуй, выгоднее было бы мне подать в отставку с должности палача и наняться в сбиры, как мой друг Паскуале Де Симоне.
— Возьмите, мой дорогой, — сказал Николино, вынув из кармана три золотые монеты, — вы растрогали меня. Вот вам двенадцать дукатов. Пусть не говорят, что вас побеспокоили зря.
Маэстро Донато и его подручные поклонились.
Тут Николино повернулся в сторону Роберто Бранди, который решительно не понимал, что здесь произошло, и сказал:
— Разве вы не слышали, комендант? Господин фискальный прокурор приказал вам отвести меня обратно в тюрьму.
И, став между солдатами, что привели его сюда, он вышел из комнаты пыток и отправился обратно в камеру.
Читатель, вероятно, ждет объяснения, почему так изменился в лице маркиз Ванни, когда он читал записку князя де Кастельчикала, и что заставило его отложить пытку.
Объяснение очень простое. Достаточно познакомить читателя с содержанием этой записки. Вот оно:
«Минувшей ночью прибыл король. Неаполитанская премия разбита. Недели через две здесь появятся французы.
Князь де Кастельчикала».
Ванни решил, что, если французы войдут в Неаполь через две недели, не время пытать заключенного, чья вина состояла лишь в том, что он сторонник французов.
Что же касается Николино, которому, при всем его мужестве, грозило страшное испытание, то он возвратился в камеру № 3, еще не зная, по какой счастливой случайности он отделался так дешево.
LXIII. АББАТ ПРОНИО
Почти в то же время, когда фискальный прокурор Ванни приказал отвести Николино в камеру, кардинал Руффо, исполняя обещание, данное королю прошлой ночью, появился у дверей его апартаментов.
Слугам было приказано тотчас впустить его, и он беспрепятственно прошел к Фердинанду.
Король как раз беседовал с незнакомцем лет сорока. В человеке этом можно было распознать аббата по еле заметной тонзуре, тонувшей в кипе его черных волос. А сложен он был богатырски и, казалось, создан скорее чтобы носить мундир карабинера, чем рясу духовного лица.
Руффо при виде неизвестного отступил на шаг:
— Простите, государь; но я думал, что застану вас в одиночестве.
— Входите, входите, дорогой кардинал, — ответил король, — вы отнюдь не лишний. У меня аббат Пронио.
— Прошу прощения, государь, — сказал Руффо, улыбаясь, — но я незнаком с аббатом Пронио.
— И я был незнаком, — ответил король. — Аббат вошел за минуту до вас, он прибыл по поручению моего духовника монсиньора Росси, епископа Никосийского. Господин аббат только начал мне объяснять, по какому поводу он сюда прибыл; теперь он поведает об этом нам обоим, вместо того чтобы рассказывать мне одному. Знаю только, что, судя по немногим словам, сказанным господином аббатом, он говорит прекрасно, а действовать обещает еще лучше. Изложите же ваше дело; не беспокойтесь, господин кардинал — мой друг.
— Мне это известно, государь, — сказал аббат, кланяясь кардиналу, — и даже один из лучших.
— Если я не имею чести знать господина аббата Пронио, то он, как видите, наоборот, знает меня.
— А кто же не знает вас, господин кардинал, вас — создателя укреплений Анконы, вас — изобретателя печи для накаливания ядер?
— Вот вы и попались, любезный кардинал! Вы ожидали комплиментов насчет вашего красноречия и благочестия, а вас хвалят за ратные подвиги.
— Да, государь. И жаль, что Богу не угодно было, чтобы вы доверили командование вашей армией его преосвященству, а не австрийскому хвастуну.
— Вы сейчас изрекли великую истину, аббат, — сказал король, положив руку на плечо Пронио.
Руффо поклонился.
— Но я полагаю, — заметил он, — что господин аббат пожаловал сюда не только для того, чтобы изрекать истины, которые мне позволено будет принять за лесть.
— Вы правы, ваше преосвященство, — ответил Пронио, кланяясь в свою очередь, — но истина, которую время от времени повторяют, когда для этого представляется случай, хотя подчас и вредит тому, кто неосторожно ее высказывает, ни в коей мере не может повредить королю, если он ее выслушивает.
— Вы весьма проницательны, сударь, — заметил Руффо.
— Вот и мне так показалось, — сказал король, — а между тем он всего лишь аббат, в то время как у меня в королевстве — к стыду моего министра вероисповеданий — столько ослов в сане епископов!
— Но все это не объясняет присутствия аббата около вашего величества.
— Объясните же, аббат, объясните! Кардинал напоминает мне, что у меня есть дело. Слушаем вас, аббат.
— Я буду краток, государь. Вчера, в девять часов вечера, я зашел к своему племяннику; он почтмейстер.
— Так, так, — молвил король, — я все думал, где я видел вас? Теперь вспомнил — именно там.
— Воистину так, государь. За десять минут до моего прихода проехал курьер, который заказал лошадей, причем предупредил почтмейстера: «Торопитесь, это для весьма важной персоны». И он уехал, смеясь. Мне стало любопытно узнать, что же это за знатная особа: когда кабриолет остановился, я подошел поближе и, к великому своему изумлению, узнал короля.