Фанфан - читать онлайн книгу. Автор: Александр Жарден cтр.№ 30

Я хотел спать с Фанфан, не прикасаясь к ней, лежал под кроватью всю ночь. Хотел вдыхать запах ее тела, прислушиваться к ее дыханию и наслаждаться ее присутствием, вступая с ней в близость без ее ведома. Мне это казалось возможным, потому что как-то раз Лора обнаружила у себя под кроватью одну из своих подруг, когда мы жили вместе.

Пот катился по лицу, я с трудом дышал, но в то же время понимал, что в этой необычной ситуации я испытываю больше волнующих чувств, чем все мужчины Европы со своими женами в эту ночь. Я прождал четыре часа, двести сорок минут, и за это время мое вожделение к Фанфан разрослось до умопомрачения.

Единственное серьезное беспокойство вызвал у меня мой мочевой пузырь, который все наполнялся и наполнялся. Из страха перегрузить его я запретил себе пить, а пойти в уборную не осмеливался. Если в такую минуту придет Фанфан, мои долгие часы страданий полетят прахом. Когда резь стала невыносимой, я воспользовался полиэтиленовым пакетом. Дважды позволил себе выпить глоток воды, чтобы не лишиться чувств. Бутылка минеральной воды, которую я прихватил с собой, была моим постоянным искушением.

Около двадцати двух часов я начал опасаться, что Фанфан вообще не придет ночевать; но я продолжал лежать под кроватью без всякого движения. Адовы муки предыдущих часов оправдывали такое упорство.

В двадцать два тридцать дверь открылась. Я услышал голоса двух человек и на какой-то миг решил, что Фанфан пришла не одна, но это оказался другой сосед по площадке; они просто поздоровались. Фанфан закрыла дверь, я тихонько вздохнул.

Фанфан сняла лодочки и носки. Я видел только голые ступни и нижнюю часть икр, по которой можно было судить о стройности ее ножек. Она расстегнула свои джинсы, и, когда они упали на ковер, я заметил, что она сняла их вместе с трусиками. Голые икры стали еще соблазнительней. Я с трудом сдерживал дыхание. Чресла горели огнем.

Фанфан сняла блузку, лифчик и небрежно бросила их на ковер, почистила зубы и легла в постель. Оставила гореть лампу у изголовья, пошелестела страницами журнала. Над моей головой я видел сквозь пружины матраса четко обрисованные формы ее тела. Медленно просунул руку между пружинами и погладил выпуклости кончиками пальцев. Я дрожал от страсти. Если бы я мог тихонько высвободить мой распиравший брюки инструмент, наверняка смог бы проткнуть обивку матраса.

Под утро я уснул, измотанный сладострастием, но в гордом сознании, что познал блаженные минуты, непохожие на пошлые ублюдочные удовольствия, какие испытывал в объятиях других женщин.

На следующий день я занял свой пост под кроватью Фанфан в семнадцать часов. Она пришла около двадцати, разделась и сразу же легла. Я наслаждался вновь обретенной тайной близостью и внимательно разглядывал сброшенные на пол соблазнительные вещички. Одно меня огорчило: она надела длинную ночную рубашку.

Через несколько минут она заговорила вслух, не снимая трубку телефона. Я изумленно стал слушать.

– Вчера вечером, – начала Фанфан, – я заметила в своей комнате нечто странное, будто я не одна. Но не обратила на это внимания. А часа в четыре утра меня разбудил храп. Значит, здесь и в самом деле кто-то был.

Она выдержала паузу. Я был сражен тем, что она меня обнаружила. План мой рухнул. Фанфан теперь знает, насколько беспредельна моя страсть. Я не смогу долее упиваться сладостной двусмысленностью взглядов, которыми мы обменивались.

– Но чудесно то, – продолжала Фанфан, – что ты в конце концов пришел, чтобы лечь близко от меня.

Тут я решил играть ва-банк.

Вылез из-под кровати, молча посмотрел на Фанфан и уселся в кресло. Теперь, когда все было сказано, она показалась мне менее желанной; вернее сказать, мне не нравился тот, кем я должен был стать при таком исходе.

– Ты помнишь о глупом сне, о котором ты рассказала мне в Кер-Эмма? – начал я. – Некий молодой человек волочился за тобой, не признаваясь в своих чувствах, и это порождало в нем пылкую страсть.

– Я просила тебя поухаживать за мной две недели, а не год.

– Идем.

Я встал и открыл дверь. – Куда?

– В соседнюю комнату на этой же площадке. Фанфан, нахмурив брови, пошла за мной. Мы вошли в мою комнату. Она остолбенела, разинув рот, перед зеркальным стеклом. Потом испуганно огляделась.

– Я живу здесь несколько недель. Мне хотелось делить с тобой жизнь, но так, чтобы повседневность не губила наши чувства друг к другу. Теперь ты понимаешь, как я тебя боготворю?

По глазам ее я понял, что теперь она сообразила, каким образом я вовремя подоспел, когда Жак хотел ее изнасиловать. Затем она опрокинула меня на кровать и пробормотала:

– Теперь с этим покончено…

– Нет, Фанфан, – сказал я, не двигаясь. – Я показал тебе свою комнату только затем, чтобы ты убедилась, как я тебя люблю и что мешает мне стать твоим мужем или любовником. Не будь ты женщиной моей жизни, я давно бы уже спал с тобой.

– Да ну тебя, Александр…

– Нет, Фанфан, я решил, что наше влечение друг к другу останется долгой прелюдией, которая приведет нас к идеальной любви. Я должен пережить первую в мире неизменную, вечную любовь, а к ней нет иного пути, кроме воздержания.

– А я? – беспомощно спросила она.

– Ты тоже наслаждаешься нашим ожиданием. – Ты сумасшедший…

– Если не сходить с ума от любви, тогда от чего же еще? И ты любила бы меня, если бы я был иным?

Чтобы прекратить прения, Фанфан попыталась поцеловать меня в губы. Я отвернул голову. Оскорбившись, она встала и вышла, не сказав ни слова.

В ее комнате снова зажегся свет. Она подошла к зеркальному стеклу и медленно сняла ночную рубашку. Потом погладила свои груди. Оттого что она знала о моем смятении, я волновался еще больше. Подошел к стеклу; она тоже придвинулась ближе, словно догадалась о моих намерениях. Я снял рубашку. Наши тела встретились. Я сбросил с себя все остальное. Теперь мы стояли нагие друг против друга. Меня так и подмывало разбить стекло, но я подумал, что без этой холодной преграды не бывать нашей страсти вечной. Мало-помалу наши отчаянные желания довели нас обоих до высшего экстаза, но каждого в одиночку. Фанфан расплакалась. Господи, как она была хороша!

Теперь воздержание станет для меня еще горшей мукой.

Утром меня разбудил звонок у двери. Я накинул халат и открыл.

– Ну как? – спросил отец, даже не поздоровавшись.

– Что?

– Фанфан! – воскликнул он, закрывая за собой дверь. Я не знал, что ему ответить. Я ощущал раздвоение моей личности. Мне казалось, что, рассказав мою историю этому писателю, я продам ему кусок своей личной жизни, но в то же время я был счастлив, что мои приключения его волновали, что он наконец стал смотреть на меня глазами отца, который гордится своим сыном. Я приготовил кофе. Он засыпал меня вопросами. Его интерес к моей любовной жизни определялся тем, что он называл «отсутствие воображения». Он занимался лишь тем, что переделывал реальность. Создать рассказ из ничего – это было не по нему. Он мог создать лишь искаженный репортаж. Я догадывался, что его сценарий застрял.