Конечно, он мог сразить его стрелой, благо страж находился совсем рядом, и промахнуться было невозможно, но сам Морав строго-настрого предупредил «волков», что пускать в ход оружие можно только в крайнем случае. Племя чудь отличалось мстительным нравом, и одно дело – ограбить их, а совсем другое – кого-то подло, из засады, убить. Тут уж спуску не жди, из-под земли убийцу достанут.
Но если потери случатся во время военных действий, то в этом случае к противнику не было никаких претензий. Ведь судьба каждого воина, как считали жрецы чуди, в руках богов, поэтому все претензии к ним. Значит, мало жертв принесли, поскупились, и молитвы были неискренни, коль вышла такая напасть.
Казалось, страж прирос к своему месту, настолько долго продолжались его гляделки. Но вот он шумно втянул воздух, недоверчиво покачал своей крупной башкой и спрятался за зеленой занавесью из еловых ветвей. Морав осторожно отполз назад и присоединился к «волкам», изнывающим от томительного ожидания и неопределенности. Он приказал им взять левее, и они благополучно миновали опасный пост.
Дальнейший путь оказался на удивление легок и приятен. Больше не было ни ловушек, ни стражей. Мало того, ельник был расчищен от растений, и «волки» ступали по мягкой подстилке из опавшей хвои, как по ковру. Вскоре они услышали голоса и поняли, что капище совсем рядом. «Волки» снова залегли, и вперед пошел один Морав. Вскоре он оказался на краю большой круглой поляны, посыпанной белым речным песком, посреди которой стояла огромная ель.
Она была очень древней. Ее корни вылезли из-под земли и свились узлами. А серый ствол был таким толстым, что его могли обхватить только два человека. Ветви начинались на высоте примерно в шесть локтей, а весь ствол покрывали желтые натеки живицы, из-за чего ель казалась закованной в янтарный панцирь.
Но не дерево привлекло пристальное внимание Морава, ему уже доводилось видеть в лесах старые ели. Взгляд юного форинга «волчьей дружины» впился в серебряного истукана, прикрепленного к ели. Он оказался несколько меньшего размера, нежели говорил Рогволд. Но все равно вес у него явно был весьма приличный, и Морав в который раз похвалил себя за то, что взял с собой Могни с его медвежьей силой. Перед идолом дымил жертвенник, в который явно подбросили несколько знакомых Мораву ароматических трав; это он определил по запаху. Серебряный истукан держал в грубо сделанных руках большую золотую чашу, почти доверху наполненную драгоценностями. У Морава даже глаза загорелись, как у настоящего волка при виде столь знатной добычи.
А на поляне тем временем шел молебен. Толпа жрецов чуди в черных одеяниях распевала какую-то дикую песнь, время от времени громко восклицая: «Юмалла! Юмалла! Юмалла!» – и протягивая руки в сторону ели. Похоже, Юмаллой назывался главный бог чуди, серебряный идол которого испускал под солнечными лучами неземное сияние. Юноша даже зажмурился.
Идол был странный на вид, совсем не похожий на те, которым молились русы и другие племена, проживающие на берегах Варяжского моря. Его совсем лысая голова была сильно вытянута и смахивала на большое яйцо, а огромные круглые глаза напоминали Мораву детские игрушечные щиты, с которыми упражнялись малыши. Их основу составлял гибкий ивовый прут, свитый в кольцо, на которое натягивали очищенную от меха и хорошо вычиненную шкурку какого-нибудь мелкого животного.
Устав от игрищ, имитирующих сражение с врагами, дети садились в кружок, и юноши постарше учили их подавать звуковые сигналы, потому что щиты были еще и превосходными бубнами. Хорошо выделанные и высушенные пузыри издавали громкие звуки, которые были слышны издалека. Когда малышня устраивала военные игры, в тверди стоял сплошной грохот.
С помощью бубнов, только большего размерами, передовые дозоры русов передавали сведения о количестве врагов и кто они такие на большие расстояния. Особенно о тех, кто приближался со стороны моря. Военные хитрости не всегда предполагали использование дыма сигнальных костров. Лучше если враг не подозревает, что он обнаружен, тогда и засада на него будет гораздо успешнее, ведь рокот бубна был слышен только в лесу.
Спрятавшись в густых ветвях ели, которая росла почти на краю свободного от поросли пространства, Морав терпеливо ждал. Он был уверен, что жрецы возле идола Юмаллы задержатся ненадолго. И оказался прав. Помолившись, жрецы принесли жертву – взрезали горло косуле и окропили кровью неугасимый огонь, горевший в искусно сложенном очаге-жертвеннике, защищенном от ветров, залетавших даже в плотно окруженное стеной елей капище. А затем, оставив мертвую косулю стражам идола, неторопливо удалились в сторону моря. Видимо, там был спуск к тайной пристани чуди, где жрецов поджидало какое-то судно.
Стражи (Морав насчитал их больше десятка; а ведь были еще и те, что находились в дозоре) сноровисто сняли шкуру с жертвенного животного, разожгли костер на краю поляны, почти рядом с местом, где затаился Морав, и начали готовить похлебку. Он с удовлетворением улыбнулся; мысль пришла ему в голову неожиданно, как некое озарение, словно всплеск молнии в темной грозовой ночи. Юный форинг нащупал за пазухой узелок со снадобьями и похвалил себя за предусмотрительность.
В узелке находилось зелье, которое погружало людей в глубокий сон. Оставалось лишь дождаться удобного момента, чтобы подсыпать его в котел с похлебкой. Морав не желал смерти стражам идола, да и опасное это дело: воины чуди были хорошо вооружены, и силы им не занимать – все низкорослые крепыши, коренастые, жилистые и с такой широкой грудью, что на ней мог свободно уместиться некрупный волк. Они были одеты в звериные шкуры и очень напоминали дикарей, которые жили в глубине лесов.
Морав приготовил зелье, представлявшее собой зеленый порошок без запаха и вкуса, хорошо растворявшийся в воде, и стал терпеливо дожидаться удобного момента. Почти все стражи занялись уборкой поляны: подбирали мелкие веточки и ровняли ее с помощью длинной древесной чурки, таская ее за собой, как санки. И лишь один из них неотступно торчал возле костра, глядя на языки пламени, как завороженный.
Юный хёдвиг мысленно воззвал ко всем богам русов: помогите, пусть страж-повар отлучится от костра хоть на несколько мгновений! Но богам, видимо, было не до такой мелкой проблемы, и они не откликнулись на страстный призыв Морава. Тогда он вспомнил уроки Рогволда. Отрешившись от всего земного и сосредоточившись, Морав-Хорт послал свою мысль в сторону стража. Она виделась ему в виде тонкой призрачной ленты, которая вышла из его головы и медленно двинулась по воздуху в направлении невозмутимого стража, который как раз начал снимать пену деревянной лопаточкой, потому что похлебка закипела.
Время от времени лента-мысль останавливалась, как бы в нерешительности, и Морав прилагал огромные волевые усилия, чтобы она двинулась дальше. Его даже начало трясти от прежде никогда не испытываемого напряжения, и он с большим трудом совладал с этой напастью, потому как малейший шорох мог привлечь внимание стража возле костра, до которого было всего несколько шагов.
Наконец призрачная лента коснулась квадратной башки повара… и вдруг исчезла, словно впиталась в его череп. Страж вздрогнул и выпрямился, бессмысленно глядя в сторону ели, где притаился Морав. А затем, бросив лопаточку, он направился каким-то деревянным шагом к своим товарищам, которые в это время о чем-то оживленно беседовали, собравшись в кружок.