К великому моему удовольствию Уэсли не стал делать при виде Гая свои «не-не-не» – он просто пристально за ним наблюдал. Гай целый час простоял в дверях, вежливо и спокойно разговаривая с Уэсли, и, кажется, они пришли к некоему взаимопониманию. Уэсли никогда раньше не реагировал так благосклонно ни на кого, кроме Вэнди, мамы и моей сестры. Я была счастлива, что все так замечательно складывается. Гай искренне считал Уэсли «крутейшим существом на земле», и я видела, что они вполне смогут ужиться под одной крышей, если у нас все сложится и мы поженимся (мы, женщины, почти всегда рассматриваем парней в качестве потенциальных мужей и отцов наших детей, просто чаще всего в этом не признаемся).
После нескольких месяцев отношений мы с Гаем решили, что пора и мне познакомиться с его родителями в Орегоне. Отец Гая работал в области лесозаготовки, хоть сам и не был лесорубом, что меня слегка нервировало. Он был инженером-конструктором заводского оборудования, делавшего из древесины бумагу. А в то время между биологами и лесорубами существовала неприкрытая вражда. Биологи пытались доказать общественности, что девственные леса, каждый из которых представляет собой хрупкий и незаменимый биом, исчезают с катастрофической скоростью. Что реки нагреваются и забиваются из-за отходов, перекрывая нерестовые пути лосося и подрывая всю локальную экосистему. Что альфа-хищники, верхушка пищевой цепочки этих лесов – пятнистые неясыти, – находятся на грани вымирания. Благополучие окружающей среды напрямую связано с видовым благополучием ее альфа-хищников. Когда их популяция редеет, для биологов это четкий знак – скоро начнет разваливаться вся система.
Большая часть лесорубов не понимали принципа «канарейки в шахте» и считали, что все упирается исключительно в спасение самих сов, а не их естественной среды обитания. Они теряли доход из-за того, что им запрещали вырубать девственные леса, а потому злились и отыгрывались на совах. Некоторые даже привязывали их трупы к своим грузовикам в знак протеста против усилий правительства и защитников окружающей среды по спасению лесных экосистем. Они не понимали проблемы – или понимали, но предпочитали ее игнорировать – и напоминали охотников на бизонов в девятнадцатом веке, стремившихся истребить их всех до последнего. Эти охотники не понимали даже того, что им самим придется искать новую работу, когда последний бизон погибнет.
Едва мы въехали в Орегон, мне в глаза стали тут же бросаться крохотные, тонюсенькие лесополосы, за которыми виднелась обнаженная земля. Сотни и сотни миль девственных лесов были вырублены под корень, оставались лишь тонкие ряды деревьев вдоль дорог, чтобы туристам и приезжим казалось, что с лесами все хорошо. Это было не так. Орегон был бы одним из самых прекрасных и наиболее востребованных в плане туризма мест на земле, если бы эти леса сохранились.
В итоге мы с Гаем решили, что не станем никому рассказывать об Уэсли. Его окружение могло не понять, да что там – его собственные родители могли не понять этого. Сам же Гай всю юность провел в походах по орегонским лесам. Он любил их всем сердцем и не желал их уничтожения. Когда мы добрались до дома его родителей, было уже четыре часа утра, и мы были измотаны ночной поездкой. Мы тихонько вошли, стараясь никого не разбудить, и я отправилась в гостевую комнату, а Гай – вниз, в свою детскую спальню. Перед этим он написал родителям записку, в которой уведомлял о нашем приезде и просил нас не будить. Несмотря на волнение от предстоящего знакомства с родителями парня, заснула я практически моментально.
Проснулась я, когда мать Гая, Эйлин, заглянула в комнату.
– Стэйси? Привет. Я Эйлин, мама Гая. Прости ради бога, что так бесцеремонно врываюсь и бужу, но тут твоя мама звонит.
Сонливость как рукой сняло. Уэсли! Он в порядке?
– Просила передать, что спрашивала… – Эйлин глянула на записку в руке. – Я, кажется, как-то не так ее поняла… Но, в общем, она спрашивала на какой… Э-э… На какой режим в, ну… Микроволновку, да?
Я кивнула, подбадривая ее.
– В микроволновку ставить… Я точно ее не расслышала. Кажется, она сказала «мышей». Мышей?
– Ну да, – пробормотала я.
– Ладно. Ну вот, то есть на какой режим ставить в микроволновку мышей размораживаться. Размораживаться?
Я кивнула. Вот тебе и «не станем никому рассказывать».
– А, хорошо. На какой режим ставить и сколько их… Э-э… Размораживать… Для-я… Совы?! – выпалила она, кажется, чувствуя себя глупо.
– Это для Уэсли. Я же ей все написала, она должна была звонить только в случае каких-то ЧП. Простите, пожалуйста.
– А, да ничего, все в порядке, но что мне ей сказать? Она все еще на телефоне.
Супер.
– Ох, простите, Эйлин. Пусть поставит на разморозку на двадцать секунд. Потом пускай достанет пакетик с четырьмя мышами из печки и оставит просто полежать, пока температура в нем не станет равномерной – ни горячих, ни холодных участков. Скажите, что можно еще немного помять пакетик руками, чтобы убедиться, что они мягкие и что он сможет их целиком проглотить.
Эйлин, судя по виду, была на грани обморока.
Она ушла передавать мой ответ маме, а я упала лицом в подушку.
– О не-е-е-е-е-е-ет, – простонала я.
Как выяснилось, нужды скрываться на самом деле не было – родители Гая оказались прекрасными людьми. Однажды мы с ними ездили отдыхать в глубинку на десять дней на реку Маккензи, бродили там по девственным лесам, где с деревьев свисал мох и обитали желтые слизни и тигровые саламандры. Собирали дикую ягоду и пили из ледяных источников. То был настоящий рай на земле.
Эйлин очень заинтересовалась Уэсли. Она сказала, что если уж я записывала его звуки дома (подробности про спаривание с моей рукой я опустила), то мне стоило бы записать и звуки очень редкой краснокнижной пятнистой неясыти, которые они иногда слышали, сидя на террасе. Они с Гаем были уверены, что сумеют поймать эти звуки на пленку. Я решила, что народ в Калтехе будет весьма рад записям звуков этого вида.
Я тогда довольно рано легла спать, а проснувшись утром обнаружила у себя на тумбочке кассету, подписанную «Звуки северной пятнистой неясыти».
Я молниеносно оделась и спустилась на кухню, где как раз завтракала вся семья.
– Что это? – спросила я.
– Мы с Гаем ночью сделали вылазку и записали для тебя звуки пятнистой неясыти, – ответила Эйлин.
– Что, правда? – я была просто в восторге.
– Да, покатались по округе, нашли подходящее место, остановились и записали.
Гай энергично кивнул, глотая свой завтрак. Я была очень тронута. Эта семья, связанная с лесозаготовительной промышленностью, приняла меня и столько для меня делала!
По дороге домой мы заехали к Вэнди, которая теперь жила в небольшом коттеджике в лесах Орегона. Она была рада наконец-то познакомиться с Гаем, про которого я уже несколько месяцев столько ей рассказывала по телефону.