Ангельский рожок - читать онлайн книгу. Автор: Дина Рубина cтр.№ 84

«Снова сорвалось тут… простите… Ну вот, скоро дорасскажу. Там ещё один узбек подходил, руки нам с Лёхой тряс. Вернее, не узбек, конечно, а кто там у них из этих народов. Тоже в форме, сам тощий-тощий, а волосы – шаром. Помните, в нашем школьном детстве героическая бандитка была, Анжела Дэвис? Вот точно такая модельная стрижка. Мне Боря, фельдшер, рассказал, как Сашок без оружия, один, да ночью, прямо в разбойничье логово ради него поехал. Выкупил того Дэвиса у родни – там такие братки, они бы его непременно кокнули. В общем, спас парня, и потом, когда тот из тюряги вышел, держал его у себя дома где-то с полгода, пока не пристроил.

Ну и вот… Сами понимаете, Нина, в любой стране летающие покойники – это большой геморрой. Но Лев Григорьич такой крутой мужик – он даже президента ихнего лечил, так что всё прошло как по маслу… Какая-то серьёзная фирма этой всей переправой там занималась. Лев Григорьич смотрел-смотрел, как в брюхо самолёта плывут эти два гроба, – глаза красные, кулаки сжаты, и непонятно так говорит: «…Переправа через воздушный Стикс». Что интересно: у них возвращение на родину покойников тоже называется «репатриация». Лев Григорьич намекал, что, мол, Сашкá лучше бы прямо там похоронить, но уж Лёха упёрся, как зверь: «Нет, говорит, они на родине рядом будут лежать!» А скулы ходят, глаза синие, прям лютые… – тут я и увидел, кто чей сын.

А здесь уже… эх, что сказать! Вот вы приедете, отвезу вас: это Лёха нашёл такое место умильное, смиренное кладби́ще – неподалёку тут, при нашем маленьком храме. Там уже не хоронят и всё рябиной заросло, издали грозди полыхают… Мать ему, понимаете, рассказывала, что в её родном городе была в заповеднике целая роща рябин, да и в доме она всегда рябиновые ветки с ягодами в стеклянную вазу ставила.

Там не хоронят уже, говорю, но вы ж знаете, как у нас: когда чего нельзя, то удобряют денежками… И тут народу понаехало – как на фестиваль! И какого народу! Что за имена! Прям не похороны, а литературная энциклопедия. Сергей РобЕртыч автобусов заказал – как на экскурсию. Тоже сильно помог.

Вот приедете, повезу вас: там такая красота: Тургенев! Монте-Кристо!.. Стоишь на холме, а вдали внизу белая-белая монастырская стена змеёй вьётся среди осеннего кипучего леса… (давится) Простите, Нина… простите меня… Не получается удержаться… Последнее-последнее, и больше ни гу-гу. Я всё о той бритве думаю, отвязаться не могу: ведь он, Сашок, думаю, да, и побриться хотел тоже, а почему ж нет? Чтоб, значит, красивым к ней туда прибыть, чтобы как… как муж к жене, которые… навсегда теперь…» (Запись срывается окончательно.)

Года через полтора Лёшик, Алексей Аристархович Бугров, решил всё-таки продать деревенский дом своей матери. «Ну что поделаешь, некогда, – пояснил он Изюму, который жил теперь в окружении зверья, как Робинзон Крузо на острове: тут и Нюха, и Лукич, и Пушкин-хитрюга под ногами восьмёры крутит, – некогда сюда наведываться, – Лёха сказал, – а пустым дом оставлять негоже». От Москвы путь неблизкий, машину он только-только освоил, свободного времени нет совсем; при встрече долго рассказывал, какими сейчас международными проектами занят. Диплом художественного института он всё-таки получил – уж больно мать за это переживала, – но в целом больше времени посвящал музыке, организации джазовых фестивалей.

«Ну, дай ему бог», – покладисто говорил себе Изюм.

Сам он держался: не пил, восстановил паспорт, исправно работал в одной бригаде надёжных ребят, похерив Альбертика; неплохо зарабатывал и на Костика выдавал каждое первое, как по часам. Марго даже недавно обронила, мол, при данном раскладе она ещё подумает, не сойтись ли с таким солидным мужчиной обратно в семью. Видать, Дэн-то этой козе дал от ворот поворот! Ну ладно…

Царские хоромы Петровны так жалко было продавать, так жалко! – тем более что Лёха собрался продать имение со всеми его незаурядными потрохами. «А куда мне всё это девать?» – сказал. Хотя грех ему жаловаться, при его-то площадях… – Лёха стал весьма состоятельным человеком: квартира на Патриарших, и дом, и машинка почти новая. А ещё какая-то там отцова доля в международной клинике обнаружилась, да квартира, да… Ну ладно чужие дивиденды считать! Вот, значит, дом-то материнский Лёха решил продать со всей антикварной душевной начинкой. А уж как она, Петровна-покойница, красоту эту самую собирала, то и дело бегая к Боре-Канделябру в его пыльный, но прекрасно-таинственный подвал…

Они сидели на кухне у Петровны, перекусывали на скорую руку: Лёха купил по дороге штук восемь чебуреков, да Изюм занёс кастрюльку гречневой каши и литровую банку малосольных огурчиков. Чем не пир на весь мир, заметил Лёха, совсем как Петровна.

Так вот, и хорошо, что Изюм о Канделябре вспомнил! И Лёху надоумил. Канделябр, поди, за этот дом – истинную пещеру Али-бабы! – собственную душу продаст. Лёха идею одобрил, тут же и позвонил Борис Иванычу, представился сыном покойной Надежды Петровны. Тот, конечно, слышал эту историю – её даже в Боровске пересказывали, и Лёхе все полагающиеся слова соболезнования продекламировал от всего сердца – ахал и охал в трубку минут десять. А и понятно: такую верную покупательницу потерял. И дело не столько в покупках, а в родственной душе человека, жадного до истории отдельных личностей, пусть те и жили сто или даже двести лет назад. Ох, беда, беда…

Тут Лёха ему и сделал солидное предложение. Борис Иваныч даже обмер (Лёха ладонью трубку прикрыл, шепнул: «Обморок!»), заквохтал, подхватился и буквально через полчаса приехал – вот что значит воображение профессионала, вот что значит понимание момента и вечное ожидание чудес!

И всё сложилось, будто сценарий кто писал: антиквар-канделябрыч с первого взгляда воспылал к этому, как сам его назвал, «четырехпалубному лайнеру» страстным восторгом! Давайте, говорит, пока вы не проснулись, подпишем предварительный договор. Человек с юмором! И цену дал достойную, – на Лёхин взгляд, даже чересчур. Но, во‑первых, что тот Лёха-джазист понимает в старине, во‑вторых, надо учесть: то добро, которое Канделябр Надежде Петровне за все годы впарил, оно к нему же и вернулось – продавай опять, кому хочь!

Лёха, конечно, взял на память о матери какие-то небольшие вещи: лампу с мужиком голым парнокопытным, кресло с раскудрявой спинкой из спальни, семейную икону Божьей матери-заступницы, что уж сколько лет семью хранит, хоть и неважнецки у неё это выходит, да те часы из гостиной, что отбивают время, а сердце замирает, будто они отмеряют последний день твоей жизни.

И Изюму сказал: выбери, что хочешь.

Изюм застеснялся, подумал: ложечку какую попросить или вон чашечку, с лиловыми цветками? Опустил свои роскошные ресницы, потупился от смущения.

– Отдай мне её письменный стол, – сказал кротко. И сам заробел от своей наглости.

Но он с полгода назад приобрёл новый компьютер – мощный, уважительный такой агрегат. Влюбился в него, впаялся, влип по самую душу. Каждый вечер, умывшись после работы, присаживался к компу и «выходил в мир», нащупывая такие чудеса, что глазам своим не верил. Например, топ-десятку самых красивых в мире канатных дорог! И входил в виртуальную кабинку, и плыл один-одинёшенек по-над озёрами и лесами, между заснеженных пиков Швейцарских Альп, – так что потом они ему снились бесконечным скольжением в искристом голубом просторе.