– А мне такой сон снился… – начал было Егорка.
– Ты жуй быстрее, Егорка, по пути нам про сон свой расскажешь, – оборвал его Гаврюша. – Забот полон рот! Пока ты сны смотрел, сестрица твоя меня за шиворот поймала да пару ласковых слов нашептала.
– Каких слов?
– Выразительных! О том, что она нам устроит, если мы сегодня же с неё волшебный обруч не снимем. Ну и проблемная у тебя сестрица, Егорка Красивый!
Мальчик хотел согласиться, но потом вспомнил разговор с папой про Глашу, и ему стало стыдно и даже немного обидно за сестру.
– Вообще-то она хорошая, просто строгая и нервная, потому что мы хулиганим… – объяснил он.
Домовые недоверчиво переглянулись.
– Ну хорошая так хорошая. Бутеры жуй давай, а то в Китае вашем вечно есть нечего, – напомнила Аксютка, толкая ему бутерброд с сыром.
– Да ты кузнечиков жареных трескаешь как не в себя! – праведно возмутился бородатый домовой.
– И чё? Я не брезгливая. Да и вообще-то они вкусные, можете сами попробовать.
– Не дождёшься! – отрезал Гаврюша. – Мы уж лучше печку-матушку отыщем да пирожками угостимся.
– Ну и хорошо. Мне же больше кузнечиков достанется, – улыбнулась рыжая домовая и потянулась к вазочке с конфетами.
Но суровый Гаврюша укоризненно шлёпнул её по руке.
– Э-э! Ты чего?! – округлив глаза, спросила Аксютка, возмущённая таким обращением.
– А нечего семейство объедать! Пора за дела браться. А то квартируем тут, чаёвничаем, в баню ходим, а по делу так одни проблемы от нас. Девицу старшую заложницей волшебного обруча сделали. Баюну говорящему позволили в Китай удрать. Посуду за собой не моем! – распаляясь, ворчал домовой. – Маму Красивую, Александру Александровну, взрослого человека с высшим образованием, между прочим, вчера в свои пиратские игры втянули да чуть в море не утопили!
– Так это же не ты, это мы вдвоём с Аксюткой… – попытался успокоить друга Егор.
– Конечно, не я! – согласился Гаврюша, ударив себя кулаком в грудь. – А только отвечать кому? Кто ответственный? Гаврюшка-дурак! Гаврила-неуч! Чуть что, так сразу Гаврила-прогульщик виноватым становится! Знаем мы их!
– Да кого их-то? – не поняла рыжая, подливая разошедшемуся товарищу чай и всё-таки тихо стащив одну конфету из вазочки.
– А то ты сама не знаешь кого?! Инспекторов чародейских! Или ты думаешь, что вот за это за всё с нас никто не спросит? Уж они-то, инспектора энти, возможности такой не упустят! А нам не простой инспектор достался, а сам лютый Кондрашка Козлюк!
– Да-а, Кондрашка со странностями… – задумчиво протянула Аксютка. – Но зато с ним весело!
– Кстати! – Гаврюша поднял указательный палец вверх, выдержав короткую паузу. – С Козлюком мы тоже напортачили. Случайно с бабушкой Светланой Васильевной его познакомили, а он возьми да и подружись с ней! А ну как у них дружба в чувства перерастёт? Вдруг он инспекторскую должность свою решит бросить? Думаешь, нас за такое по головке погладят?
– Да нам другие домовые медаль дадут! – хихикнула девочка. – И некоторые инспектора тоже.
– Э-эх, маленькая ты ещё и глупая… – с досадой признал Гаврюша и тоже зачерпнул из вазочки пару конфет «Птичьего молока». Положил одну конфету на стол и щелчком пальца отправил её по скатерти к Егору. Тот поймал.
– Жизни не знаешь, – продолжил он свой спор с Аксюткой. – Жизнь это тебе не голубей на Курском вокзале вкруг пальца обводить. Энто куда как более сложнее штука.
Домовая, насупившись, смотрела исподлобья, но помалкивала.
– Кондрашку, конечно, мало кто любит, энто факт. Успел он не только законную ненависть у домовых вызвать, поскольку гоняет нашего брата и в хвост и в гриву да орёт дурниной почём зря, а ещё и инспекторов, и преподавателей школьных да академических сумел против себя же настроить. Ведь кто захочет с ним добрые отношения поддерживать, если он на своих же коллег бочку катит? Идеалист он, моралист и чистоплюй. Да только тем самым он для всей системы и ценен.
– Это как? – удивился Егор Красивый.
– А вот так, Егорка, получается, что по отдельности никто его не любит. Но в целом для коллектива он незаменим. Хотя и в маразме, а всё ж…
Домовой шумно отхлебнул чай из кружки и добрых минут десять рассказывал, что в молодости Кондратий Фавнович был бунтарь! Какие-то семьсот – восемьсот лет назад он бесстрашно против системы шёл, на собраниях критику начальства высказывал, домовых и ведьм на неповиновение подбивал! Молодой, красивый, дерзкий, и никто ему не указ! А потом в одночасье другим стал, таким вот вредным, принципиальным, шумным да крикливым.
– А почему? – подал голос Егорка, скатывая в шарик блестящую обёртку от конфеты.
– Да откуда мне знать? – вскинулся Гаврюша. – Да тьфу на него! Нам вообще в Китай пора. Там-то мы тоже дел наворотили таких, что не разгребёшь. Прекрасный Сунь Укун без обруча, демон Ша Сэнь, рыбина безмозглая, без зубов. Олимпиада заканчивается, а я тут сижу. Они, конечно, всё равно всё по-своему переиначили, однако же я ответственный! Я их консультировал, и надо в оба следить, чтобы не случилось чего. И императору я баюна наобещал, а не достал пока. Котофейка-то в положение вошёл, степень ответственности осознал, важность персоны императорской оценил так, что даже мявкнул от удивления. И поспособствует, чем может. Лучшего котейку подберёт под взыскательный китайский вкус. Только мне за ним ещё раз сходить придётся. Под прикрытием.
– Ой, да хватит болтать уже, балабол… – остановила его Аксютка и спрыгнула с табуретки. – Мы уж поняли, что косячим на каждом шагу. Пошли в твой Китай, что ли…
Она сходила в комнату Егора и взяла оттуда свой рюкзак. Гаврюша в приступе ответственности дотолкал табуретку до раковины и, встав на неё, быстро мыл посуду.
– И чего вы тряпками посуду моете, как в Средневековье каком? Губки давно уже придумали!
– Бабушка говорит, что губка много микробов впитывает… – пожимая плечами, ответил мальчик.
Домовой раздражённо расправил яркую жёлтую тряпочку, бывшую когда-то частью чьей-то футболки, и насыпал на неё горку соды из яркой оранжевой коробочки.
– А против «кометов» и «фейри» бабушка что имеет?
– Так ведь это ж химия, чё ты как маленький? – вклинилась в диалог домовая, прислонившаяся к стеночке с рюкзаком в руках. Она потуже заплела косички, перетянув их цветными резинками, и они напоминали Егору два корабельных каната яркого оранжевого цвета.
– А ты большая, значит?! Встала тут! Бросай рюкзак, бери полотенце и тарелки насухо вытирай! Стоит тут она, делать ей нечего…
Аксютка закатила глаза, раздражённо цокнула, но послушалась и засучила рукава.
– Я надеюсь, мы пол мыть не будем? – хихикнув, спросила она, когда суровый домовой закончил мыть посуду и спрыгнул с табуретки.