В ожидании счастья - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Холт cтр.№ 54

Трианон вселял в меня восторг. Я заново разбивала парк с помощью принца де Линя, который создал для себя один из живописнейших парков во Франции в Бель-Ой. В то время была мода на все английское. Французы старались, подражая англичанам, носить длинные, плотно прилегающие камзолы, толстые чулки и старые шляпы — разумеется, не при дворе, где они выступали великолепно одетыми. Мы встречали их на улицах Парижа. На лавках висели вывески:

«Здесь говорят по-английски», продавцы лимонада теперь продавали пунш, а излюбленным напитком стал чай. Артуа ввел во Франции скачки, и я часто ездила с ним на бега. Это был еще один повод для азартной игры. Поэтому у меня в Трианоне должен быть, разумеется, английский сад. Я планировала построить небольшой храм в парке, внутри которого хотела поместить изящную статую бога любви Эроса скульптора Вушардона. Я остановилась на коринфских колоннах. Это сооружение я назову храмом Любви. Мне стало ясно, что принц де Линь влюбился в меня; это было очень печально для меня, поскольку его общество мне очень нравилось, однако я не позволила, чтобы эта дружба получила дальнейшее развитие.

Мое отношение к нему было замечено, и матушка в письме написала, что, по ее мнению, он не должен столь много времени проводить в Версале, поэтому я сказала ему, чтобы он на какой-то период вернулся в свой полк, а потом приехал сюда обратно. К моему удивлению, меня огорчил его вынужденный отъезд. Однако было ясно, что я должна проявлять осторожность.

Ко мне пришел Мерси и провел со мной строгую беседу. Я завела много новых друзей и постоянно нахожусь в их компании. Ему кажется, что нравственный облик этих людей сомнителен. Поступаю ли я благоразумно?

Я лукаво на него посмотрела, поскольку знала, что у него есть любовница, оперная певица, мадемуазель Розали Левассер; он живет с ней уже много лет, и, хотя эти отношения им и не афишировались, церковью-то они все равно не приветствовались бы! Я не стала упоминать об этом, ограничившись легкомысленным возражением, что каждый должен наслаждаться жизнью, пока он молод.

— Когда я стану старше, я буду серьезнее, и тогда мое легкомыслие пройдет.

Я была удивлена, что старый Кауниц понимает мое положение гораздо лучше, чем мама или брат. Он написал Мерси:

«Мы еще молоды, и я боюсь, что такими же останемся в течение долгого времени».

Это время было трудным и для моего мужа. Королевская осанка, которую он демонстрировал во время коронации, исчезла; он заимел странные манеры. Ему нравилось бороться со слугами. Часто, приходя в его покои, я видела его катающимся на полу. Он всегда брал верх над своими соперниками, потому что был гораздо сильнее их. Это, должно быть, позволяло ему испытать чувство превосходства, в котором он так нуждался.

Людовик представлял собой полную противоположность мне. Не жалуясь на мою расточительность, сам был настолько экономным, что выглядел бедняком; в нем не было никакой хитрости. Иногда он делал зверское выражение лица и направлялся к одному из придворных. Бедняга должен был отступать, пока не оказывался у стенки. Людовику часто нечего было сказать, он громко смеялся и уходил прочь.

Аппетит у него был отменный. Я видела, как за завтраком он съедал цыпленка и четыре котлеты, несколько кусочков ветчины и шесть яиц, запивая все это половиной бутылки шампанского. Он работал в кузнице, которую устроил на верхнем этаже, выделывая железные коробки и ключи. Последние были его страстью. Там у него был рабочий по имени Гаме, который обращался с ним как с собратом по ремеслу и даже отпускал язвительные замечания по поводу его промахов, на что Людовик реагировал доброжелательно, заявляя, что в кузнечном деле Гаме разбирается лучше него.

Во время процедуры укладывания в постель он проявлял такое же отвращение к церемониалу, как и я. Он срывал свою голубую перевязь и бросал ее ближайшему слуге. Раздетый до пояса, он чесался перед придворными, и когда самый знатный из присутствующих пытался помочь ему надеть ночную рубашку, он начинал бегать по комнате, перепрыгивая через мебель и заставляя придворных гоняться за ним, что они и делали до тех пор, пока не падали от усталости. Только после этого он проявлял к ним жалость и разрешал им выполнить свою обязанность. Когда ночная рубашка была надета, он вовлекал их в разговор, разгуливая по спальне в бриджах, спущенных почти до лодыжек.

Сколь сильно мы с Людовиком отдалились друг от друга, заставил меня осознать герцог де Лозан. На приеме в доме принцессы де Гимене он появился в блестящей форме — на его шлеме был прикреплен великолепный плюмаж с пером цапли. Мне он очень понравился, и я, не удержавшись, сказала об этом. Буквально на следующий день от принцессы де Гимене пришел посыльный с пером и запиской, в которой она сообщала, что герцог де Лозан просил, чтобы она убедила меня принять это перо. Я находилась в затруднительном положении, однако понимала, что если я верну перо, то глубоко обижу его, и поэтому, не раздумывая, решила, что один раз одену перо.

Монсеньер Леонар использовал его в моей прическе, и когда Лозан увидел ее, его глаза засветились от удовольствия. На следующий день он появился в моих апартаментах и попросил встречи со мной. Мне прислуживала мадам Кампан, и я согласилась. Он хотел бы, сказал Лозан, поговорить со мной с глазу на глаз, если я окажу ему такую честь.

Я взглянула на мадам Кампан — она знала этот сигнал. Войдя в приемную, она оставила дверь открытой, поскольку ей было известно, что я никогда не остаюсь наедине с мужчинами.

Как только она скрылась из вида, он бросился на колени и стал целовать мои руки.

— Меня переполнила радость, — плача говорил он, — когда я увидел вас с плюмажем, в котором было мое перо. Это был ваш ответ — ответ, которого я страстно ждал. Вы сделали меня счастливейшим мужчиной в мире…

— Остановитесь, — сказала я. — Вы с ума сошли, монсеньер де Лозан?

Пошатываясь, он встал на йоги, лицо его побледнело и он сказал:

— Ваше Величество было достаточно милостиво и дало мне понять с помощью нашего символа…

— Вы уволены, — заявила я.

— Но вы…

— Извольте уйти, монсеньер де Лозан! Немедленно! Мадам Кампан, войдите сюда!

Лозану оставалось только одно — он поклонился и ретировался.

Я сказала мадам Кампан:

— Этот человек никогда не должен появляться у меня на пороге.

Меня всю трясло от дурных предчувствий. Я была рассержена и встревожена. Я понимала, что часть вины лежит на мне, поскольку мое поведение было кокетливым и я по легкомыслию надела этот плюмаж. Почему эти люди не могли понять, что мне просто хотелось развлечься!

Лозан не простил мне этого. Он питал ко мне по-настоящему глубокие чувства и, не сделавшись моим любовником, мог стать моим врагом. И он стал им — тогда, когда я так нуждалась в друзьях.

Были периоды, когда я страстно желала удалиться от двора; и тогда Малый Трианон был готов приютить меня. Иногда мне хотелось бежать как можно дальше, я хотела уехать куда-нибудь в своей коляске и побыть одной. Не в полном смысле одной. Существовал церемониал даже для таких неофициальных выездов — меня должны были сопровождать кучер и форейторы.