— Ну, ладно, не плачь, мам… Все ведь уже позади. Ну, что ты… а? Не надо, слышишь? Я жив. Все хорошо… — приговаривал я, укачивая рыдающую мать в объятьях.
— Все… Все. Я прекращаю. Не обращай внимания.
— Ага, как же. Не обращай. Всю рубашку мне промочила…
— Разве это рубашка? Тряпка тряпкой висит. Худющий… Тебя там совсем не кормили? Не кормили, знаю… Им там и самим жрать нечего-о, — еще горше заплакала мама. Я запрокинул лицо к потолку и похлопал её по плечу. Подумаешь… Потеря веса — это не самое худшее, что со мной случилось за это время. Зажатый в руке телефон тенькнул. Сердце рвануло из груди. Я выпустил мать из объятий и нажал на иконку входящего сообщения. Ваш баланс… Черт! Черт! Черт… А ведь я так наделся, что это Тень… У меня руки тряслись в предвкушении.
Ничего… Ничего, брат, успокойся. Ты год этого ждал. Несколько часов ничего не изменят. Сделав вид, что не замечаю пристального взгляда матери, я прижался губами к ее лбу и прошептал:
— Я пойду, Светку поцелую, и спать… Что-то никаких сил не осталось.
Глава 3
Голова болела. Но, может быть, так даже лучше. По крайней мере, в неё, гудящую, не лезли всякие мысли.
— Зеленая! Говорила же тебе, не надо столько пить…
— Ты себя-то давно в зеркало видела? — фыркнула я, опуская на нос очки. Так было намного лучше.
Нинка отмахнулась и, озираясь по сторонам, нетерпеливо заметила:
— Что-то Катька опаздывает.
— Ну, если ее не увижу, передавай привет. И в гости прилетайте. У тебя когда отпуск?
— В августе. Я же говорила! — возмутилась Нинка.
— Прости, голова дырявая. А вон и Катька бежит.
Мы с Нинкой обернулись к спешащей нам навстречу подруге и замахали руками.
— Дурдом! — пробормотала она, запыхавшись. — На входе сломалась одна из лент, и теперь там такая очередь…
Заглушая сбивчивую речь подруги, раздался механический бездушный голос:
— Началась посадка на рейс U… до Б…
— Это мой! — пробормотала я, сверяясь с посадочным талоном.
— Ну, давай тогда присядем на дорожку.
Я кивнула и уселась на стоящий чуть в стороне чемодан. Каждый раз возвращаясь на свое озеро, я чувствовала себя так странно… С одной стороны — я там выросла. Там прошло мое детство, там жили мои родители, а в могилах лежали предки. С другой… я всегда, с самого детства, мечтала вырваться из глубинки. Большой город манил меня открывающимися возможностями. Я никогда не сомневалась, что покорю столицу и запросто в ней приживусь. К слову, до определённого момента так все и было. Предчувствия вообще редко меня обманывали.
— Ну, все! Я помчала…
— Беги! — подруги налетели на меня с двух сторон и сжали в крепких объятиях. Мы столько дорог прошли вместе.
— Жду вас у себя! В августе, да? — прокричала я уже из очереди на паспортном контроле. Катя с Нинкой синхронно кивнули головой. Я улыбнулась.
— Паспорт и билет, — недовольно окликнула меня сидящая за стойкой тетка. Я перехватила съехавший набекрень рюкзак и протянула нужные документы. Та долго пялилась то в них, то на меня. Перебирала страницы потертого паспорта. Но потом все же, не найдя, к чему придраться, шлепнула печати в билет.
— Следующий!
Волоча за собой чемодан, я прошла к нужному гейту и уперлась в хвост длиннющей очереди, которая, впрочем, двигалась довольно быстро. Так же оперативно мы прошли в самолет. Нам был подан телескопический трап, и мне не пришлось мокнуть, поднимаясь на борт по обычному. Как назло, с самого утра пошел дождь.
Мое место было у прохода. Два соседних сиденья пустовали. Я затолкала на верхнюю полку свой чемодан, рюкзак подложила под ноги и, нацепив на шею специальную подушку, закрыла глаза.
— Дамы и господа, говорит капитан корабля Иван Збруев. Наш самолет готов к вылету. Ожидаем опоздавших…
Я открыла глаза и покосилась на два пустующих места. Вот как так можно? Весь самолет ждет, а они… Уроды.
Минут через десять у трапа наметилось какое-то движение. Я недовольно насупилась и вытянула шею. Мать моя! Да это же Соловьёв… собственной персоной. А за ним девочка-подросток. Лет пятнадцати-шестнадцати. Ах, да… У них с женой была старшая дочь. Удивительно, как много в моей памяти было сведений, касающихся этой семьи.
Соловьев обвел взглядом салон. Я, напротив, впялилась в пол и взмолилась: хоть бы кроме них были еще опоздавшие, хоть бы кроме них…
— Извините, вы не могли бы нас пропустить? — раздался хриплый голос прямо над ухом.
Черт! Черт! Черт! Не поднимая взгляда, я встала. Протиснулась вбок. Я не видела лица Данила и не знала, понял ли он, кто будет его соседкой. Да и какая разница?! Ну, не выпрыгнет же он из самолета? Отсюда теперь хода нет.
— Я саду у окна, — пробормотала девочка, первой проскальзывая в пространство между рядами.
— Как хочешь.
Наконец все уселись, и я смогла занять свое место. А может, и зря это случилось так быстро. Я совсем не успела смириться с мыслью, что следующие несколько часов проведу так близко к человеку, который меня ненавидел.
В жизни бывают моменты, которые врезаются в память навсегда. И как мы ни хотим их оттуда выкорчевать, какие усилия ни прикладываем, они сидят там, как будто в засаде, а потом вырываются на волю кошмарами и отравляют всю твою жизнь. Таким моментом для меня стал день смерти Алеси Соловьевой. И, знаете какая штука? Я знала, что моей вины, как врача, в её гибели нет. Я это знала, потому что, будто одержимая, прокручивала детали происходящего снова и снова. Для себя самой, для следователей прокуратуры, которых на меня натравил Соловьев, для собственного же начальства, которое бросило меня на съеденье волкам… Я знала, что моей вины нет, да. Но это знание никак не мешало в себе сомневаться. И я возвращалась в тот ад раз за разом. Как только с ума не сошла?
А может быть я и сошла? Что, если Птах был лишь вымыслом моего больного воображения? Что, если его на самом деле и не было? Я дернулась. Отстегнула ремень и, нашарив на полу рюкзак, рванула застежку. Мои пальцы дрожали, поэтому трубку я нащупала далеко не сразу. Телефонная книжка, заветный номер, кнопка вызова…
— Пожалуйста, на время полета отключите телефон или переведите его в авиарежим.
Я качнула головой, соглашаясь с требованиями склонившейся надо мной стюардессы, но трубку от уха не отняла, пока не услышала механический голос робота, утверждающего, что такого номера не существует.
— Пожалуйста! Выключите телефон или переведите его в авиарежим, — в голос стюардессы просочились звенящие нетерпением нотки.
— Да господи боже! Сделайте, как вас просят, и, может быть, мы, наконец, взлетим!