Задаваясь этим вопросом, я так и не нашел в себе сил посмотреть Яське в глаза, хотя еще совсем недавно собирался вновь сбежать к ней. Но нет. Потом, когда буря в душе уляжется. Когда притупится все, что так остро сейчас. Я подхватил распечатки документов, которые удалось нарыть, и заставил себя углубиться в их изучение. Пожалуй, полученных материалов было уже достаточно, чтобы дать делу ход, но я привык перестраховываться.
Стук в окно прозвучал для меня неожиданно. Яська никогда не приходила ко мне сама. Сердце дернулось. Даже через усеянное тысячами блестящих капель стекло ее лицо я бы узнал из тысячи.
— Привет, — улыбнулась грустно, когда я распахнул створки. — Я не вовремя? Что-то случилось?
Ничего! Наверное… Если не считать того, что её голос… её нежный голос заставляет меня дрожать от нахлынувших воспоминаний.
— Я не знаю. Просто… может быть, все скоро изменится.
У меня не было сил ей врать. Но и как ей все объяснить — я не знал, а потому лепетал что-то невнятное. Да я и сам не знал, что будет и уже ни в чем не был уверен.
— Наверное, мне не стоило приходить.
— Что? Нет! Стой!
Я дернул Яську за руку, заставляя слезть с подоконника. Чтобы выиграть время, склонился вниз, стягивая с нее изрядно грязные ботинки.
— Не говори чепухи. Просто…
— Просто, может быть, все скоро изменится? — повторила мои слова чуть звенящим от напряжения голосом. Нерв на моей щеке дернулся. Я кивнул. Черт… в конце концов, сама Яська мне ничего не обещала! Напротив! Говорила, что любит другого, и все такое. А сейчас? Сейчас тоже любит?
— Я не знаю. Все так запуталось.
Наверное, мои слова больше подходили женщине и совершенно не пристали мужчине. Но так уж случилось, что от моей мужицкой крутости, уверенности в том, что делаю и что правильно, не осталось следа.
— Да уж, — неожиданно согласилась Яна. — Запуталось, как только выпутываться будем?
Я не знал. Все так сильно переплелось, что, будь во мне чуть больше решительности и чуть меньше чувств к Тени, я бы и распутывать не стал. Обрубил концы и начал все заново. Будь во мне чуть больше решительности и меньше чувств…
— Если я предложу тебе быть со мной… — начал было я, но Яна не дала мне договорить, приложив к губам указательный палец:
— Тш… Предложения так не делают, — печально покачала она головой и, конечно, была права. Я выругался, притянул ее к себе, прижался губами ко лбу. Еще целомудренно, но уже ежась от первых всполохов страсти, проносящихся кожей.
Яна всхлипнула. Моя хорошая нежная девочка… Она действительно заслуживала самого лучшего. И хорошо, что ей хватило мудрости прервать мои бессвязные, нерешительные блеяния. Даже сейчас мне было стыдно за них, а со временем этот стыд лишь усугубится. Прежде, чем ей что-либо предлагать, мне нужно было разобраться в собственных чувствах.
— Не хочу тебя потерять…
Мы впервые говорили о чувствах. Обо всем на свете говорили, а о чувствах — нет. Не позволяли, не считали, что находимся в праве.
— Не теряй.
Яська запрокинула голову и посмотрела на меня голубыми, как бездонная озерная гладь, глазами. Такими серьезными и тревожными. Такими знакомыми и родными.
Не теряй… Мне бы ответить «не потеряю», но мой язык словно прирос к нёбу. Какой бы выбор я сейчас ни сделал — я бы в любом случае пожалел. Дерьмо. Со стоном бессилия я подхватил Яну под попку и набросился на ее рот. Развернулся резко, зажал ее между стеной и собственным телом. Лишь когда кислорода в легких не осталось, отстранился и, с шумом дыша, снова на нее уставился. А Яська уже поплыла. Веки отяжелели, взгляд заволокло, рот приоткрылся, будто приглашая меня к дальнейшему действию. Мы были так тесно прижаты друг к другу, что это давало нам потрясающее ощущение оторванности от всего другого мира. В этом контуре стен были только мы с ней, а весь остальной мир где-то там — отдельно. И все проблемы там…
Пессимист во мне все еще гудел о том, что так нельзя, что нужно разобраться и только потом срываться во что-то большее, или, напротив, в последний момент, шарахнуться прочь от края. А влюбленный мужик уже летел, летел в какую-то пропасть без дна.
Яська сместилась. Качнулась на моей ноге, потираясь промежностью, усиливая и без того острые донельзя ощущения. Я застонал, стащил с нее одной рукой куртку, дернул вверх майку, впиваясь ртом в нежную плоть ее груди. Куснул, лизнул, отстранился, чтобы полюбоваться на результат. Влажный сосок напрягся и потемнел, из-за проникающей в окно свежести кожа вокруг покрылась пупырышками. Чуть правее красовалось бордовое пятнышко — моя работа. Я зажмурился, испытывая странное болезненно чувство. Пока на ее теле находятся мои метки — Яська точно моя. С тихим рыком я сместился ко второй груди и поставил еще один симметричный засос.
— Животное, — прошептала Яська, зарываясь пальцами в мои отросшие волосы. Я промычал что-то нечленораздельное не найдя в себе сил оторваться от своего занятия. Мне было мало её. Я хотел больше и больше. Просунул руку под резинку спортивок, сдвинул трусики и накрыл влажный раскаленный бугорок. В ушах шумело от стонов Яськи, нашего сбивчивого дыхания и шелеста ветра. Может быть поэтому я не сразу услышал все другие звуки, вдруг ворвавшиеся в наш мир.
— Это что? — осоловело хлопая глазами, спросила Яська.
— Похоже на Пашкин мопед.
Вслед за этим послышались какие-то крики и топот ног на веранде хозяйского дома.
— Что-то случилось, — забеспокоилась Яна, сползая с меня и возвращая штаны на место.
— Похоже на то…
Я не успел договорить, потому что дверь в комнату распахнулась настежь, впуская Свету.
— Пап, там такое… Ой.
Света запнулась, уставилась во все глаза на Яну. И хоть та была полностью одета, за исключением сброшенной куртки, догадаться, чем мы тут занимались, было не трудно.
— Привет, Света.
— Здрасти, — обдала ненавистью та и зыркнула на меня. В ее глазах плескалось презрение. — Так вот, чем вы тут занимаетесь, когда вас по всему городу разыскивают…
— Разыскивают? — Яна подхватила куртку, сунула руки в рукава и вопросительно уставилась на мою дочь. — Зачем?
— А там тетка какая-то рожает. Вот и подняли на ноги всех. Вам домой звонили, сюда звонили, по всему городу бегают, вас ищут… непонятно зачем, я бы вас близко к себе не подпустила…
Она бы еще много чего говорила, да только ее уже никто не слушал. Яна рванула из комнаты, как и вошла — через окно, так быстро, как только могла. Я бросился за ней следом, рыкнув на дочь:
— Пойдем со мной!
— Вот еще…
— Немедленно, Света. Я не шучу.