Ельцин как наваждение - читать онлайн книгу. Автор: Павел Вощанов cтр.№ 23

В ответ практически дословно привожу контрдовод, на днях услышанный от Михаила Бочарова, народного депутата и президента концерна «Бутэк»: наш избиратель видит в Ельцине не то, что есть на самом деле, а то, что он хочет видеть в своем новом лидере, поэтому пойдет за ним, чего бы тот ни учудил. Пусть хоть помочится средь бела дня у Лобного места!

Югину услышанное не кажется бесспорным:

– Не знаю, о каком избирателе ты сейчас говоришь, но у нашей питерской интеллигенции в последнее время возникли серьезные сомнения насчет Ельцина.

– Нашей замечательной интеллигенции свойственно очаровываться и разочаровываться практически одномоментно.

Я отшутился, но, по большому счету, Югин, конечно же, прав. У меня и у самого на днях, когда ужинал с бывшими коллегами по Академии наук, возникло ощущение, что симпатии нашей научно-творческой элиты заметно сместились в сторону неприятия Бориса Николаевича. Какой-нибудь год назад они смотрели на меня с завистью и с уважением: это надо же, знаком и сотрудничает с самим Ельциным! Сейчас же у многих в глазах, а кое у кого и на устах недоуменный вопрос: и что ты в нем нашел?! И все мои попытки что-то оправдать и объяснить встречаются с недоверчивым безразличием, а то и просто с иронией.

Вот и у сидящих в этом зале наверняка настроения не такие благостные, как нам с Сухановым хотелось бы. И если в ходе выступления, и особенно при ответах на вопросы, шеф почувствует это, его гнев после будет обращен на наши бедные головы: «Вы зачем меня сюда притащили?! Вы что, не знали, что тут собрались одни почитатели Горбачева?!». Он ненавидит выступать в критически настроенных аудиториях. Ельцинское представление о «хорошо подготовленной и проведенной встрече» – это когда его речь многократно прерывается бурными аплодисментами и благодарственными выкриками собравшихся.

Замечаю сидящего в проходе пожилого мужчину, читающего книгу, писанную арабской вязью. Вероятно, какой-нибудь ученый. Или дипломат. Но определенно не слесарь местного ЖЭКа. Делаю вид, будто случайно зашел в Дом кино и не в курсе того, что здесь происходит:

– Простите, вы не скажете, здесь собрались сторонники Бориса Николаевича Ельцина?

Арабист закрывает книгу и смотрит на меня поверх очков. То ли с насмешкой, то ли с удивлением:

– Я бы этого не сказал.

Сидящая перед ним пожилая женщина в мохнатой мохеровой шапке оборачивается и более определенно выражает причину своего присутствия в Доме кино:

– А вот я, например, хочу задать ему вопрос: не стыдно так позориться перед народом?!

Мнение одного-двух присутствующих – это еще не мнение всего зала. Судя по лицам, по одежде и по манере держаться, здесь собрались преимущественно представители нерабочих профессий и, наверное, даже наверняка, они относятся к Борису Николаевичу по-разному. Кто-то хорошо, кто-то плохо, а кто-то, может, и вообще никак. Новизна ситуации вовсе не в том, что на встречу с ним пришли не только его убежденные сторонники, хотя еще совсем недавно было именно так. Можно почти безошибочно угадать, что сегодня в Доме кино голоса тех, кто хочет покритиковать и даже поругать Ельцина, будут звучать и громче, и напористей, чем голоса тех, кто хочет его восславить и поддержать. Вот в этом, действительно, новизна.

Сей печальный факт довожу до сведения все еще терзающегося сомнениями Суханова. По обыкновению, тот склонен в любом негативе видеть злонамеренно— коварные происки политических оппонентов своего шефа. Но, в целом, проблему не отрицает. Да ее и невозможно отрицать – еще не так давно Ельцин собрал бы здесь полный зал, а сегодня он наполовину пуст, и настрой у людей уже не тот, что прежде.

– Да, надо что-то делать.

– Лев Евгеньевич, «что-то» – вы это про сейчас или про вообще?

– Про вообще. Про сейчас все ясно – надо отменять встречу.

Вспоминаю разговор с Югиным и повторяю высказанную им мысль: с интеллигенцией плохо работаем, вот наше слабое место. Суханов смотрит на меня с нескрываемым удивлением:

– А что у нас с интеллигенцией не так? Она вся за Бориса Николаевича! У него прекрасные отношения и с Поповым, и с Афанасьевым, и с Фильшиным, и с Сахаровым, и с Рыжовым…

Похоже, он готов и дальше перечислять имена прославившихся на всю страну ораторов из Межрегиональной депутатской группы, поэтому вынужден его оборвать:

– Многие из тех, с кем мне доводится общаться в последнее время, полагают, что Ельцин стал терять поддержку интеллигенции, особенно в провинции.

Если бы я высказал ту же саму мысль, но употребил при этом конструкции типа: «Мне кажется…» или «Мы считаем…», она не была бы воспринята Сухановым с должным пониманием. Я уже много раз убеждался, что персонифицированные точки зрения, тем более, если они принадлежат знакомым ему людям, убеждают Льва Евгеньевича много меньше, нежели безадресные, вроде «Многие полагают…» или «Есть мнение…».

– Хорошо. Попробую об этом поговорить с шефом. А ты подумай, что можно в этом плане ему предложить.

Засим прощаемся. Сторонники и противники Ельцина, одинаково недовольные потраченным понапрасну временем, малочисленными группами выходят в весеннюю непогоду. Возможно, кто-то из них и впрямь верит, что он, как нами было объявлено, простудился, но, как мне кажется, большинство все же догадывается, что это лишь отговорка. Знакомый профессор из Университета Патриса Лумумбы подходит ко мне, вроде как попрощаться, а на самом деле выплеснуть раздражение, накопившееся за час бесполезного сидения в плохо отапливаемом зале:

– Мне-то ты можешь сказать, почему он не явился? Квасит, да? Или опять во что-нибудь вляпался?

– Да что вы, ей-богу! Сказано же вам – затемпературил человек!

– Ну, да, да, конечно! Кто бы сомневался! Утром, понимаешь, вылезал из служебного авто, промочил ноги и к вечеру затемпературил!

Стоящий рядом Югин смотрит на меня со значением: мол, что я тебе говорил?! Теряет интеллигенция веру в Ельцина, ох, теряет!

На часах четверть первого. Сижу у себя на кухне, пью чай – четвертую или даже пятую чашку – и размышляю над тем, что могло бы восстановить доверие к Ельцину со стороны переменчивых в своих привязанностях и настроениях просвещенных кругов нашего общества. В голову не приходит ничего путного. Да и что в нее может прийти? Борису Николаевичу чего ни предложи, все будет с гневом отвергнуто, потому как он убежден, что вся страна, от погруженных в глубокое похмелье колхозников-землепашцев до одухотворенных деятелей науки и культуры, только о том и мечтает, чтоб именно он, Ельцин, и никто другой, встал во главе советского государства. Все, что идет вразрез с его убежденностью в этой истине, воспринимается как малодушие или того паче – как предательство. Немало его сподвижников именно из-за сомнений в реальности безоглядной поддержки потеряло право таковыми считаться. Поэтому не представляю, как Суханов отважится на такой разговор. Просто не представляю!

Неожиданно просыпается и заходится хриплым визгом перебинтованный изолентой ветеран столичной телефонии. Трезвонит, поганец, на весь дом, и будет так трезвонить, покуда всех не лишит сна. Так что хочешь – не хочешь, а придется ответить. И кто это не может дождаться утра?! Снимаю трубку и слышу голос Виктора Ярошенко. Мы должны были сегодня встретиться в Доме кино, но не встретились из-за какого-то мероприятия в Верховном Совете, которое он никак не мог пропустить. Неужели ему невтерпеж узнать, как у нас все прошло? Однако он о другом: