Фрунзе - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 60

Они считали, что надо делать ставку на Учредительное собрание и постепенное привлечение масс на свою сторону. Но Ленин не хотел ждать. И в своей логике был прав. Если бы Учредительное собрание, представляющее интересы всего народа России, приступило к работе, большевики лишились бы шанса захватить власть.

Зиновьев при Ленине стал одним из самых влиятельных людей в стране. Владимир Ильич сделал его членом политбюро и хозяином Петрограда и всего Северо-Запада. Кроме того, Ленин поставил Зиновьева во главе Третьего интернационала. В те годы эта должность имела особое значение. Российские коммунисты были всего лишь одной из секций Коминтерна, таким образом Зиновьев формально оказался руководителем всего мирового коммунистического движения.

При этом Зиновьев был человеком недалеким, бесхарактерным, напыщенным. В минуты опасности начинал паниковать.

Троцкий вспоминал: «Свердлов говорил мне: «Зиновьев — это паника». А Свердлов знал людей. И действительно: в благоприятные периоды, когда, по выражению Ленина, «нечего было бояться», Зиновьев очень легко взбирался на седьмое небо. Когда же дела шли плохо, Зиновьев ложился обычно на диван, не в метафорическом, а в подлинном смысле, и вздыхал. Начиная с семнадцатого года я мог убедиться, что средних настроений Зиновьев не знал: либо седьмое небо, либо диван».

Оказавшись у власти, Григорий Евсеевич вел себя очень жестоко. Максим Горький, пытавшийся защищать питерскую интеллигенцию от репрессий, ненавидел Зиновьева. Горький рассказывал писателю Корнею Ивановичу Чуковскому о заседании, в котором участвовал хозяин Ленинграда:

— Ну, потом — шуточки! Стали говорить, что в Зоологическом саду умерли детеныши носорога. И я спрашиваю: чем вы их кормить будете? Зиновьев отвечает: буржуями. И начали обсуждать вопрос: резать буржуев или нет? Серьезно вам говорю. Серьезно…

Сам Зиновьев вел себя по-барски, наслаждаясь всеми благами жизни в голодном и нищем городе.

Корней Чуковский записывал в дневнике: «24 ноября 1919. Вчера у Горького, на Кронверкском. У него Зиновьев. У подъезда меня поразил великолепный авто, на диване которого небрежно брошена роскошная медвежья полость… Зиновьев прошел — толстый, невысокого роста. Говорит сиплым и сытым голосом».

Федор Шаляпин вспоминал, как, устав от постоянных обысков и конфискаций, он решил обратиться к Зиновьеву: «Долго мне пришлось хлопотать о свидании в Смольном. Наконец я получил пропуски. Их было несколько. Между прочим, это была особенность нового режима. Дойти при большевиках до министра или генерал-губернатора было так же трудно, как при старом режиме получить свидание с каким-нибудь очень важным и опасным преступником. Надо было пройти через целую кучу бдительных надзирателей, патрулей и застав».

В 1923 и 1924 годах Сталин еще не воспринимался как единоличный лидер партии. В те годы особенно выделялся Зиновьев как председатель Исполкома Коминтерна. Его часто приглашали выступить перед различными аудиториями.

Леопольд Треппер, будущий знаменитый разведчик, слушал выступления Зиновьева, когда учился в Москве в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада им. Ю. Ю. Мархлевского.

«Зиновьев производил на меня странное впечатление, и это несомненно, потому что неизменно пламенные и вдохновенные речи никак не соответствовали резкому и высокому голосу, который ему так и не удалось поставить. Никогда не забуду, как однажды, подчеркивая слова соответствующей жестикуляцией, он воскликнул:

— Я приникаю ухом к земле и слышу приближение революции, но боюсь, как бы социал-демократия не оказалась самой главной контрреволюционной силой».

Григорий Евсеевич Зиновьев не сознавал, что своим высоким положением обязан лишь особым отношениям с Лениным. Он считал, что вправе быть наследником вождя и что единственный его соперник — Троцкий. Ради уничтожения Троцкого Зиновьев заключил союз со Сталиным, наивно полагая, что Иосиф Виссарионович готов быть на вторых ролях.

Сталин, еще не уверенный в своих силах, вел себя осторожно и некоторое время не мешал Зиновьеву изображать из себя хозяина страны. На последнем при жизни Ленина партийном съезде, когда сам Владимир Ильич уже не мог выступать, политический доклад по поручению ЦК делал Зиновьев.

В январе 1924 года на XIII партконференции, обращаясь к новым вождям партии, едкий Давид Рязанов, директор Института Маркса и Энгельса, сказал:

— Как вы, друзья, ни садитесь, всё же в Ленины не годитесь. Пойте соло, запевайте дуэт, трио, квартет и квинтет, но вам не заменить Ленина.

Эти слова, как и призыв «Долой кандидатов в вожди!», из стенограммы изъяли. Зиновьев в душе полагал, что вполне способен заменить Владимира Ильича.

Сотрудник Коминтерна Виктор Серж (настоящее имя Виктор Львович Кибальчич, он из семьи известных революционеров) писал: «Зиновьев имел вид чрезвычайно самоуверенный. Тщательно выбритый, бледный, с несколько одутловатым лицом, густой курчавой шевелюрой и серо-голубыми глазами, он просто чувствовал себя на своем месте на вершине власти, будучи самым старым соратником Ленина в ЦК; однако от него исходило также ощущение дряблости и скрытой неуверенности…

На митингах на Петроградском фронте я видел, как молодые военные карьеристы в новых блестящих кожанках заставляли Зиновьева краснеть и в смущении опускать голову, откровенно подбрасывая ему глупейшую лесть.

— Мы победим, — кричал один из них, — потому что нами командует наш славный вождь товарищ Зиновьев!»

В июле 1923 года Зиновьев и Бухарин, редактор «Правды», кандидат в члены политбюро и оргбюро ЦК, отдыхали в Кисловодске. Они были обеспокоены ростом влияния Сталина и придумали, как его нейтрализовать: упразднить оргбюро и избрать секретариат в составе Зиновьева, Сталина и Троцкого. Эта тройка и решала бы все организационные и кадровые вопросы.

Зиновьев и Бухарин пригласили в Кисловодск некоторых видных членов ЦК. Среди них были заместитель председателя Петросовета Григорий Еремеевич Евдокимов, крупный военный работник Михаил Михайлович Лашевич и командующий войсками Украинского военного округа Михаил Васильевич Фрунзе. Они поддержали идею передать всю власть тройке. Зиновьев телеграммой вызвал в Кисловодск и Климента Ворошилова, который находился недалеко, в Ростове, где располагался штаб Северо-Кавказского военного округа.

— Все участники совещания, — рассказывал впоследствии на XIV съезде Зиновьев, — понимали, что секретариат ЦК при Владимире Ильиче — это одно, а секретариат без Владимира Ильича — это совершенно другое. При Владимире Ильиче кто бы ни был секретарем, кто бы ни был в секретариате, всё равно играл бы ограниченную служебную роль. Это был организационный инструмент. Без Владимира Ильича стало всем ясно, что секретариат ЦК должен приобрести абсолютно решающее значение. Все думали, как сделать, чтобы мы имели известное равновесие сил и не наделали больших политических ошибок, выходя в первое наше большое политическое плавание.

Зиновьев подчеркнул:

— Товарищи были совершенно различных настроений, совершенно различных связей. Помню живо, что Ворошилов возражал, другие склонялись к этому. Было решено, что Серго Орджоникидзе должен поехать в Москву, и ему, как другу Сталина, поручили сказать, что вот были такие-то разговоры. Было, кажется, и письмо послано через него.