– Тогда скажем так – я художница, которая бросила рисовать, – заявила я. – Так лучше? – В моем голосе звучало раздражение, которого не было раньше. Я заметила это еще на рынке, когда говорила с продавцами, и утром на кухне, когда Марго пыталась заговорить со мной.
– Простите, – пробормотала Эстель. – Я ничего не…
– Нет-нет, – сказала я. – Это ты меня прости. Я… в последнее время не в себе.
– Все окей, – ответила она.
– Как твой проект? Движется?
– Отлично, – ответила она и достала из рюкзака блокнот и ручку. – У меня много нового, но до этого, если вы не возражаете, я хочу взглянуть на дальние спальни.
– Конечно, – ответила я и повела ее по коридору в спальню, где жили Марго с Элианом. Зажгла там свет. – Тут мало что… но… вот.
– Вот оно, – негромко воскликнула девушка, обводя взглядом комнату, – то самое место. Я чувствую это.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я.
Она молча осматривала комнату, изучая каждый изгиб лепнины, каждый гвоздик на карнизе, потом снова повернула ко мне лицо.
– Я обратилась к своим друзьям из химической лаборатории, и они помогли мне прочесть и другие страницы из дневника медсестры. Опираясь на них, на записки Селины и все мои интервью… ну, я смогла наконец составить полную картину.
– Ну-ка, интересно, что у тебя получилось, – сказала я.
– Представьте себе вот что, – продолжала она. – Поздняя осень 1943 года. Вас зовут Селина, у вашего отца тут неподалеку, тоже на улице Клер, цветочная лавка. Париж оккупирован немцами, и вы вынуждены постоянно оглядываться, когда ходите по городу, потому что ваш отец наполовину еврей, хоть и с французской фамилией. Ничего страшного, убеждаете вы себя, ведь ваша фамилия Моро, значит, все в порядке. Каждый день вы отправляете в школу дочку и ухаживаете за цветами. Козетте, Кози восемь лет. Вы живете только ради нее.
– Кози, – улыбнулась я.
Эстель кивнула с тяжелым вздохом.
– Потом на вас неожиданно положил глаз немецкий офицер высокого ранга, живущий на улице Клер в доме восемнадцать. Он может выбрать себе почти любую парижанку, но ему нужны вы.
По моей спине поползли мурашки.
– Он угрожает вам. Говорит, что бросит в тюрьму вашего отца, если вы не уступите ему. Вы пытаетесь бежать, но он перехватывает вашу маленькую семью по дороге на вокзал. Вы смотрите вслед военному грузовику, который увозит вашу дочку и отца.
Я в ужасе прижала пальцы к губам, а Эстель продолжала свой рассказ:
– Но ваша маленькая дочка каким-то образом убегает из машины и идет за вами до дома восемнадцать на улице Клер. Перед вами нелегкий выбор – то ли оставить малышку на холодных улицах, где на каждом углу она может встретить немецких солдат, или украдкой провести в квартиру, где вы попробуете как-нибудь заботиться о ней.
Меня захватил рассказ Эстель, и я с жадностью слушала каждое слово. Конечно, я уже знала кое-что о Селине, но теперь звучали новые детали, и история Селины и Кози трогала мое сердце. Мне даже казалось, будто все это происходило со мной.
– Вы выбираете последнее. Тянутся неделя за неделей, ваша жизнь – сплошной кошмар. Немецкий офицер держит вас в квартире, а его злая экономка следит, чтобы вы не сбежали. Вас насилуют и бьют. Все это время малышка Кози прячется в этой самой комнатке. Вы приносите ей воду и крохи еды, которую вам удается спрятать от глаз экономки. Но однажды вы обнаруживаете, что одну из досок под кроватью можно приподнять. – Эстель встала на колени и стала шарить ладонью по полу. – У вас появляется догадка, что это люк, ведущий в тайник под полом. – Она провела пальцем по узкой щели между досками. – Вы пытаетесь его открыть, и вам это удается. Вы с Кози смотрите в темное пространство. Там холодно, но для Кози это шанс на безопасность. Она храбро спускается туда, и вы отдаете ей одеяло. Она не жалуется, эта храбрая малышка.
Я вытерла слезы, полившиеся из глаз.
– Ваши мучения продолжаются, и однажды вы обнаруживаете, что беременны. Внутри вас растет ребенок, а надежда на спасение тает. Вы непрестанно думаете, как вам убежать из этого ада, как перехитрить экономку, но все напрасно. Но потом немецкий офицер надолго уезжает. Ребенок вот-вот должен появиться на свет, и в жаркий августовский день у вас начинаются роды. Вас терзает боль, но вы пытаетесь скрыть это от Кози, чтобы не пугать ее. Но схватки усиливаются, ножом пронзают вашу спину, отдаются в ногах, и вы понимаете, что времени остается мало. И тут приходит помощь. Та сиделка, Эстер, – женщина, живущая в вашем доме на первом этаже, – и Люк, ваш любимый человек. Вы не понимаете, правда это или вы бредите. Вы потеряли много крови. Но их лица такие добрые, такие дорогие вашему сердцу…
Я ловила каждое слово Эстель.
– Они действительно появляются рядом с вами, поднимают вас с залитой кровью постели и выносят из этой проклятой тюрьмы. Но без Кози. Она тихонько сидит в темном тайнике под полом и не может выбраться оттуда своими силами, как ни пытается. Может, если бы она была старше, ей бы это удалось. Но ей всего лишь восемь лет, и она не может дотянуться до люка и приподнять его. А вам не хватает сил сказать вашим спасителям, что надо спасти еще одну живую душу. Вашу Кози. Вашу милую Козетту.
– Боже милостивый! – воскликнула я и зарыдала.
– Вы потеряли слишком много крови. Вы пытаетесь сказать им про дочку, но ваш голос слишком слаб. Вы уже находитесь между жизнью и смертью. Вас несут в больницу, где доктора попытаются спасти вашу жизнь и новую жизнь внутри вас, а у вас в мыслях только одно – что вы оставили в злой квартире вашу маленькую дочку.
– Господи! – Я подбежала к кровати и упала на колени. По моим щекам лились слезы. Мы с Эстель переглянулись. – Ты думаешь, что она… – Я с испугом посмотрела на доски пола.
Она сжала мне руку.
– Я не знаю, но пора это выяснить.
– Подожди, – сказала я с тревожно бьющимся сердцем. – Я не знаю, смогу ли… – Но тут же замолчала и вспомнила мою Алму. Что, если бы это произошло с нами? Что, если бы она осталась вот так, одна? Что, если бы она… погибла вот так? Тогда я бы хотела, чтобы ее нашли и предали земле ее маленькое тело. Я бы хотела, чтобы о ней помнили. – Ладно… окей. Откроем люк.
Эстель кивнула и приподняла доски. Мы осторожно заглянули в темное пространство под полом. Эстель достала фонарик и тщательно осветила каждый уголок.
– Тут пусто, – сообщила она.
Мы обе почувствовали облегчение, но в то же время были озадачены и не знали, что и подумать. У меня промелькнула мысль, что у нашего консьержа были все основания стать таким, каким он стал.
– Как ты думаешь, она… осталась жива? – спросила я.
Эстель села на кровать. За ее спиной лежал плюшевый кролик Элиана.
– Не знаю. Ведь мы не первые открыли этот люк. – Она взглянула на часы. – Но я скоро это выясню. Вы дали мне телефон супругов, которые купили и перестроили эту квартиру. Слава богу, та женщина согласилась поговорить со мной. Пойдемте туда вместе.