Пусть об этом знают все - читать онлайн книгу. Автор: Рита Навьер cтр.№ 15

Сколько раз он целовал чьи-то губы – не счесть. Но тот момент въелся в память, причем не просто, потому что было, а всеми ощущениями. До сих пор, спустя почти два года, он помнил чувственный изгиб ее губ, их податливую мягкость, тягучую истому внутри, головокружение…

И она отвечала, между прочим. Отвечала на его поцелуй и тогда, в коридоре, и потом, у окна. А еще выкрикнула в запале, что для нее имеет значение, с кем он…

Глупо, конечно, прикидывать, что было бы, если б не Артемовы козни и не его глупость, ибо история не знает сослагательного наклонения. Но воображение-то знает! И использует вовсю. И снова эта мягкость губ, дурманящая голову, захватила все мысли, а потом… Потом уж он представлял себе то, чего не было в помине, но могло бы быть. И было бы наверняка…

Как уснул, Максим сам не заметил, но спалось сладко. Хорошо, подумал утром, что никто не просек, где он сегодня ночь коротал.

За завтраком мать с отцом едва ли парой фраз перекинулись. Артем к столу вообще не спустился. Передал, что крепко занемог.

Отец фыркнул, обвиняюще взглянул на мать:

– Уж понятно, с чего он занемог. С сыном же твоим ушел… Как еще жив остался?…

Мать расстроенно потупилась. Максим же хмыкнул в ответ:

– Ну конечно. Все я, везде я, как всегда. И натрепать Алене про тебя тоже я его надоумил, да?

У отца тотчас вытянулось лицо. Он бросил на Максима быстрый, колючий взгляд, но ни слова больше не произнес.

Уже потом, после завтрака, мать упрекнула:

– Зря ты его дразнишь. Для него эта Алена как красная тряпка. Лучше, наоборот, молчать…

– Угу, ты вон всю жизнь молчишь, – раздраженно оборвал ее Максим. – А потом плачешь, что он тебя может из дома выставить.

– Это жестоко, – оскорбилась Жанна Валерьевна.

Максим поморщился. Вот в этом вся мать и есть. Сколько себя помнил, она вечно на что-то жаловалась, плакала по любому поводу, ныла, раскисала. А попробуешь ее взбодрить, совет дашь дельный, призовешь взять себя в руки и что-то сделать, а не просто страдать, так она сразу обижалась. Ей, сетовала она, нужны слова утешения, сочувствие, сопереживание, а не сухое руководство к действию. Максим этого и раньше не понимал, а сейчас – тем более. Какой толк – вместе ныть и охать?

– И ты зря напомнил, что это Артем ей проговорился. У меня ведь только на него вся надежда. Раньше я хоть уверена была, что из-за Артема Дима не станет разводиться. А теперь даже не знаю. Он так на него разозлился! Аж примчался к нам в поселок. Так орал на бедного, полночи орал, как будто он… Ну не знаю… Что-то очень ужасное совершил. Такие слова страшные выкрикивал, такие угрозы!.. Не посчитался даже с тем, что у папы инсульт. А теперь он с ним не разговаривает. Делает вид, что не замечает собственного сына! И плевать ему, что мальчику сейчас тяжело. Ты бы, Максим, поговорил с братом, поддержал как-нибудь?

– Обязательно поговорю, – пообещал он.

Мать вроде немного успокоилась, не обратив внимание на его тон, на выражение лица.

– Я надеюсь сейчас, что Дима перекипит и отойдет. Простит Тему. Сын же. Как не простить?

* * *

Разговор с младшим братом Максим решил отложить на потом, а пока… Пока у него предстояло дело поважнее. Он долго решался, прикидывал: стоит или не стоит? Даже сам удивился собственной неуверенности, обычно совсем ему несвойственной.

Если бы он всего лишь хотел увидеть Алену еще раз, не мельком и издали, а по-человечески, то, вполне возможно, он как-то переборол бы в себе это желание, понимая, что такая встреча ни к чему хорошему не приведет. Только душу себе растравит. Ведь скоро ему возвращаться в Калининград. А он до сих пор живо помнил, как изнывал от тоски первые полгода, с каким трудом выкарабкивался из тяжелой хандры. И повторения всего этого уж точно не хотелось.

Но теперь, когда узнал правду, захотелось… Даже не то что захотелось, возникла острая потребность поговорить с ней, объясниться, попросить прощения, пусть и запоздало. Ведь как бы ни мучился он тогда, ей-то во сто крат было хуже. После того поцелуя в коридоре он заверил ее, что теперь все будет иначе, что в классе ее никто обидеть не посмеет. А на самом деле… Максим еле слышно коротко простонал, будто у него болят зубы. Нет, извиниться перед ней необходимо. Потому что теперь вина, которая и так-то его точила порядком, буквально разъедала нутро. Ни о чем другом он даже думать не мог.

Уединившись в своей комнате, Максим набрал ее номер, который весь прошлый год порывался удалить, да, к счастью, так и не смог, рука не поднялась. Слушая, как тянутся гудки один за другим, он гадал, как она отреагирует на его предложение встретиться. Вдруг пошлет? Всяко может быть. И повод у нее есть на него злиться. Еще какой повод. «Но она же добрая, – подбадривал сам себя. И тут же спорил: – Но от отца же она ушла, не простила».

И почему так долго трубку не берет? Этот номер его она не знает, сим-карту он купил в «Евросети» в день прилета и пока нигде не засветил. Так что намеренно игнорировать не может. Наконец она ответила.

– Да? – Голос был запыхавшийся, будто бежала. – Слушаю вас.

– Привет, – поздоровался Максим.

На том конце повисла напряженная пауза. Это напряжение он ощущал даже вот так, на расстоянии. Ощущал, хоть и не видел ее, лишь слышал ее дыхание. Она молчала, и ему почему-то не хотелось первым прервать эту затянувшуюся паузу. Спасибо, хоть звонок не сбросила.

– Привет, – наконец тихо произнесла Алена.

Говорить по телефону все, что задумал сказать, Максим не хотел. Убеждал себя, что будет настаивать на встрече, для того чтобы реакцию ее понять, прочесть по глазам, простила она его или нет. И малодушно скрывал от самого себя, что прежде всего очень хочется просто ее увидеть. Хочется так, что сердце трепещет от одной мысли.

– Давай встретимся? – предложил в лоб.

– Зачем? – сухо спросила она.

Энтузиазма – ноль. Этот сухой тон и явное нежелание кольнули очень больно. Так долго обижается? Не простила? Или попросту он ей больше не интересен? Даже не скажешь сразу, какой вариант хуже. Наверное, последний.

– Мне нужно с тобой поговорить, – уязвленный, он говорил напористее и без особого трепета.

– О чем? – Все тот же сухой тон, превращающий и без того немалое расстояние между ними практически в пропасть.

– Ты сильно чем-то занята? – начал он раздражаться. – Я не прошу тебя убить на меня целый день. Мне нужно просто сказать тебе кое-что важное. Действительно нужно, и это не телефонный разговор.

– Хорошо, – уступила она, но все равно с явной неохотой.

«Неинтересен», – вдруг понял он. И эта догадка неожиданно причинила боль, хотя, спрашивается, чему удивляться? Времени прошло немало. Он вон и сам давно с другой. Было бы глупо думать, что она до сих пор им увлечена. Особенно после всего, что произошло. А все равно больно.