Ироническая империя: Риск, шанс и догмы Системы РФ - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Павловский cтр.№ 44

1) отсутствие четкой конечной цели со всех сторон (сторон уже больше двух) ведет к обрастанию режима все новыми фальш-целями, задачами и участниками;

2) стремление сторон перевоспитать друг друга (о чем писали коллеги Крастев и Холмс ^[28]) неминуемо становится силовым. Силовое «перевоспитание» в сталинской модели называлось пенитенциарной педагогикой. Оно никогда не вело к исправлению объекта;

3) стороны ведут игру уже не за соблюдение норм (нормы нарушены давно), а на опережение. У каждой стороны есть основания надеяться заставить работать фактор времени на себя.

Ею может стать что угодно – выборы Трампа, его импичмент, ураган в Атлантике, раскол внутри Евросоюза.

Санкции для прозападной оппозиции – проекции чужой силы вместо своей

Западное прогнозирование будущего российской Системы линейно и напоминает комикс: падение экономики ведет к падению благосостояния граждан и к оппозиционному протесту, который сметет Путина. Но логика событий может быть прямо обратной. Экономический и социальный коллапс – экстраординарная ситуация, которой дожидается Система РФ. Она оправдывает ее аномальность, а эскалация открывает новые чрезвычайные перспективы.

Запад интенсифицирует конфликт на Украине поставками летальных вооружений. Эта стратегия столь же работает на выигрыш, сколь на потерю, грозя обернуться «выгодной» для Путина катастрофой самой Украины.

Что выглядит в санкциях ценным для оппозиции? То, что санкции проецируют чужую силу. Санкции – парализующий оппозицию симптом отказа от поиска собственной силы. Свою силу не строят. Моральное алиби ищут в мифе «несокрушимости режима», чему противопоставлен антимиф «несокрушимой воли свободного мира». Политической работе оппозиции места нет, вместо – требования усиления санкций, с проклятиями в адрес «полезных идиотов» и «агентов Путина» на Западе.

Санкции и паразитарный лоббизм. Аберрация санкций: свои как чужие

Доктриной Системы стал тезис, что люди должны привыкать жить хуже, раз уж страну завели в изоляцию. Тирания создает обширные поля запрета ради заработка немногих корпораций. Семья минсельхоза превращается в бенефициара продовольственных контрсанкций. Изоляция России создает класс бенефициаров ее изгойства, достаточно сильный и креативный, чтоб втянуть в коалицию часть населения. В РФ появился опасный класс санкционных игроков. Фирмы, разрабатывающие софт для ФСБ, максимализируют прибыль, нанося явный ущерб всей отрасли. Ряд решений на государственном уровне прямо направлен на ухудшение положения граждан и их потребления. (Пример – те же контрсанкции.)

Минские соглашения, давление на ЦАР и Идлиб показывают, что сегодня Система РФ расположена в мире разбросаннее, чем старая добрая «управляемая демократия». Последняя глобальна по способу выживания – нынешняя экспортирует конфликты в гущу современного мира, не распознавая сильных игроков. «Думать некогда – трясти надо»: многие тайные и военно-политические операции РФ объясняются именно таким образом.

Выступление Володина, где, разъясняя смысл антисанкций, он говорил, что из тысячи американских лекарств «аналогов нет только для девяноста», и те, мол, под запрет не попадут ^[29], – симптом косоглазия русского мира. Речь идет об ущербе, добавочно наносимом населению РФ своим же правительством, – Володин говорит о потерях граждан России (а не американских корпораций); населенцам он доказывает, что их ущерб будет терпим. Вот яркий симптом того, как глобальность Системы ведет к отказу от национального основания. Последнее делают то опорой, то мишенью по выбору Центра.

Группы населения, которые при новых зигзагах Системы РФ понесут непоправимый ущерб, рассматриваются как «меньшинства» – незначимые группы, своими потерями укрепляющие «путинское большинство». А поскольку Система ведет эпические мировые битвы (в воображении), гражданин РФ, отказавшийся пополнить ее список потерь, – дезертир и сливается для власти с образом мирового врага.

Обвальная глобализация РФ и синтез ее фрагментов в инфраструктуре вмешательства («Коминтерн»)

Девяностые стали годами обвальной глобализации России. Элиты в падении наспех создавали средства выживания, рекомбинируя фрагменты советской инфраструктуры с передовыми техниками. В синтез вошли новые элементы: cash, современные массмедиа (к ним присоединился интернет), западные посредники и банки. Все это сплавилось в инструмент российского мирового лобби – фигура Билла Браудера была в нем весьма характерна. Все это Кремль поджег, присоединив Крым, но сгорело не все – оставшееся сплавилось в бронзу нового инструментария. Его именуют «пропагандистским», это неверно. Он не пропагандирует – он глобалистски вторгается в западное общество.

Всякое лобби мобилизует чужие средства в своих интересах. Попытка всемирной мобилизации для признания аннексии Крыма была неудачна, но указала на тех, кто готов рискнуть репутацией для Москвы. Но когда легальные лоббистские схемы рухнули, вскрылась проблематичность русского присутствия на Западе: оно глобализовано, однако архаично. Технически современно, но крайне реакционно и культурно неактуально. Его обнаруживают во всех узлах западных обществ, где оно отличается двойной лояльностью, учитывающей желания Москвы.

Эскалация как страховка рисков

Система РФ упрощает сложные задачи до уровня правящей команды. Она оперативно улавливает прямые угрозы, а непрямые упрощает. Отсюда ее эффективная, но разрушительная действенность. Нехватки ресурсов, протесты бюджетников – даже агрессия извне не застанет Систему врасплох: они учтены при ее возникновении и наталкиваются на броню охранных рецепторов власти.

Зайдя в тупик, команда Кремля повышает ставки, переходя к эскалации и запредельно наращивая риск. Снизить уровень риска можно за счет деградации всего игрового поля (примеры: чеченское урегулирование 2000-х или донбасско-минское 2015-го). В логике страхующей эскалации (радикализации ради страховки рисков) Кремль всегда держит в виду запасное поле, реальное или воображаемое. Вслед Крыму – Донбасс и «Новороссия», за Донбассом – Сирия. После Сирии – Ливия, Ирак, ЦАР.