Ироническая империя: Риск, шанс и догмы Системы РФ - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Павловский cтр.№ 26

Базовой экономической операцией Системы является именно эта челночная деятельность. Экспорт сырья в обмен на средства выплаты «жалованья» населению по обслуживанию пространства России как места власти и в ее интересах. Доход здесь – не национальный доход, а исключительный ресурс власти, и только.

Леонид Бляхер обращает внимание на то, что следствие этого – дороговизна топлива внутри страны по сравнению с другими странами – экспортерами сырья. С точки зрения полного цикла власти в Системе, проданное внутри не выполнило полной схемы «продукт – товар – деньги – товар – ресурс» ^[19] и, следовательно, пошло в убыток власти.

Внешнее сдерживание: дискредитация, агрессивное ослабление врагов, нигилизм

Десять лет назад в России намеревались строить универсально признанную государственность. Сегодня наращивают помехи любой инфраструктуре вдоль российских границ. В новой фазе Система не пытается быть лояльной к международным порядкам. Москва открыто заявляет о своей нелояльности к сложившимся международным нормам.

Неудача строительства государства прав гонит Центр власти вовне. Невоенные механизмы подрывной деятельности дешевле программ nation building и компетентной бюрократии дома. В своей текущей фазе Система РФ перешла от принципа обороны от внешних врагов (чаще воображаемых, как «цветные революции») к принципу агрессивного ослабления воображаемых врагов.

Кремль и тут черпает уверенность из западных эталонов, особенно американского – «мы делаем лишь то, что делают все». Советская власть уличала «буржуазную демократию» в лицемерии, а Кремль релятивирует право применительно к странам Запада. Отсюда московский нигилизм в вопросе универсальности норм и процедур формирования власти в других странах.

Экономия государственной воли, в отличие от внутренних реформ, не требует от власти ни внутренних договоренностей, ни трудных компромиссов.

«Беловежский» исток ревизионизма Системы

Русская публицистика и полемика бесцензурной гласности конца 1980-х сводила все проблемы к аномальности русского коммунизма и величию исторического момента, переживаемого миром.

Главным считался именно мировой масштаб происходящего. Кончающийся Советский Союз и рвущаяся из него страна-проект были предназначены определить содержание новой эпохи всемирной истории.

События «Роспуск СССР – Учреждение РФ» сулило проект мирового класса, с запросом на другой мировой порядок. Правда, это понятие сначала присвоили объявившие себя «победителями в холодной войне». New World Order провозглашен президентом Бушем-старшим в дни, когда над Кремлем спустили красный флаг. Два эти впечатляющих события скрадывают то важное обстоятельство, что РФ возникла как государственность-проект, государственность-вызов с запросом на иной, свой собственный Новый Мировой Порядок. Еще неясно было, удастся РФ или нет, но уже возникла догадка, что условие его возможности – перемена мира. РФ был нужен другой мировой контекст, другая модель глобализации.

Политика Кремля внешне выглядела приспособительной. Ее обвиняли в «прозападности», и зря обвиняли. За исключением мелких деталей, вроде голосований в ООН, Кремль и в эпоху министра Козырева вел хитросплетенную игру. Россия ничего прямо не требовала – но исключала всякую вероятность того, что ей придется встраиваться в мировой порядок в хвосте длинной очереди new sovereign states Евровостока. В РФ искали комбинацию, которая позволит срезать угол и, как говорили, «войти в правление» миром на своих условиях. Российский прозападный ревизионизм 1990–2000-х был основательнее и успешнее дилетантских амбиций 2010-х с «Ялтой 2.0». По своей непрозрачности и неразгаданности он мог поспорить с утонченно скрытным ревизионизмом КНР.

Ревизия, запрятанная в ревизионизм

Система РФ – латентный ревизионист по своему происхождению. Но ревизионизм ее особый. Он ждет «ревизионистов-первопроходцев», чтобы эскалацией двинуться им навстречу, дабы пресечь (приводить бесчисленные российские ссылки на «прецедент Косово» утомительно излишне). Манера Системы использовать любой подброшенный судьбой кризис для ускорения переходит здесь в технику эскалированного ревизионизма.

Неявный параметр российских действий в Сирии – модель встречной ревизии. Первым ревизионистом была ИГИЛ, опрокинувшая границы, установленные в ХХ веке. Пойдя на встречный ревизионистский шаг, Россия ввязалась в войну в Средиземноморье, объявляя себя щитом против ревизионизмов ИГИЛа. Но кому откроет путь ревизия статус-кво и кто заполнит ширящийся вакуум­? В Сирии Россия ненароком обрушила один из региональных устоев: партнерство стран Персидского залива с англосаксами. Акт сдерживания США удался, но чем заменить упраздняемое? Сдерживание без вовлечения не работает, а во что Россия могла бы вовлечь Ближний Восток и США? Система создает вакуум, который не умеет заполнить, поскольку не может себя сдержать.

Глобальные игры Системы

Двойственность Системы РФ доходит до неразличения исхода игры: поражения в ней или выигрыша. Хотя цель Победы здесь провозглашена. Но поражение не рассматривают как политические поражения, требующие разбора и выявления ответст­венных.

Поражение запускает поиск новых ресурсов для отыгрыша в игре. Поражения ведут к эскалациям. Пример – поражение России в первой чеченской войне 1994–1997 годов. Вместо разбора его причин, взятия Кремлем ответственности за войну и военное поражение власть резко интенсифицировала программы самозащиты центральной власти президента Ельцина, ускорив и форсировав работы над проектом «Преемник».

Здесь, в момент поражения, понятого лишь как вызов к обострению игры (но не пересмотра политики, внутренней и международной), наступает самый опасный момент. Чтобы отыграться, Система РФ (в лице ее руководителей, но с молчаливого согласия населения) обращается к своей «неразменный купюре» – оперируя Российской Федерацией как игровым ресурсом. И это еще не конец. Оперируя Россией, Система склонна одновременно оперировать и судьбами мира.

«Монетизации геополитических рисков» Системы

По К. Гаазе ^[20] это навык последнего десятилетия. Увы, это не вполне так. Понятие «геополитической реальности» в официальном контексте впервые появилось еще в тексте Беловежских соглашений декабря 1991 года. И это не случайно: Беловежские соглашения были первой успешной «монетизацией рисков». (В фигуре Леонида Кравчука этот мотив явно первенствовал.) Последующие риски уже открыто отсылали к травме катастрофы 1991 года. Даже не связанные с этим события обращались в символы конца СССР. Такую учредительную для путинского консенсуса роль сыграла война в Югославии 1999 года. Через десять лет ту же роль, но уже не символически сыграл мировой финансовый кризис 2008–2010 годов в сочетании с грузинской войной. Еще через десять лет, в 2018 году, Система сходным образом толкует режим санкций, запутываясь в нем все глубже.