Человек 2.0. Перезагрузка. Реальные истории о невероятных возможностях науки и человеческого организма - читать онлайн книгу. Автор: Адам Пиорей cтр.№ 99

Хотя эти симптомы противоречили общепринятым представлениям о мозговых недугах пожилого возраста (художники, у которых развивается болезнь Альцгеймера, обычно теряют способность рисовать), Миллер понял, что они вполне соответствуют особенностям другой группы населения, описанной в научной литературе: савантов. Саванты часто проявляют страстное, патологическое желание показать свою необычную способность, но их поведение в общественном и языковом плане не совсем нормально и полноценно, а ведь такие дефекты встречаются и у больных деменцией. Миллер задумался: может быть, между этими двумя группами есть и нейрофизиологические сходства? Хотя пока еще не выяснены до конца нейронные механизмы, действующие в мозгу савантов (к тому же у разных людей эти механизмы могут быть различными), в ходе некоторых исследований (они начали проводиться уже в 70-х, а то и раньше) удалось выявить поражения левого полушария у савантов-аутистов с выдающимися способностями в видах искусства, математике или обладающих феноменальной памятью.

Миллер решил точно выяснить, где такие дефекты располагаются в левом полушарии «обычных» савантов — тех, чьи таланты, как правило, становятся очевидны уже в очень раннем возрасте. Он изучил результаты сканирования мозга пятилетнего саванта-аутиста, умеющего по памяти воспроизводить сложные сцены на своем «волшебном экране» [внутрь которого засыпан металлический порошок, позволяющий рисовать эскизы заново после того, как вы потрясете игрушку]. Однофотонная эмиссионная компьютерная томография (ОФЭКТ) показала аномально высокую активность в передней височной доле левого полушария ребенка: точно такие же результаты врач обнаруживал и у больных деменцией. Конкретные функции передней височной доли остаются предметом споров, но некоторые исследования позволяют предположить, что кое-какие ее участки играют важнейшую роль в нашем вспоминании предметов, людей, слов и фактов, в умении встроить их в нужный контекст и нужную категорию, а также в их осмыслении.

В большинстве случаев ученые объясняют такое повышение мозговой активности нейропластичностью. Мы уже знаем о мартышках, чей мозг отводит больше пространства коры для обработки сигналов, поступающих с кончиков пальцев, когда подопытным животным нужно много раз подряд останавливать вращающиеся диски. Точно так же и художественные способности растут благодаря практике, поскольку перераспределение ресурсов коры головного мозга учитывает частоту, с которой используется тот или иной орган или навык. Однако Миллер предложил совершенно иное объяснение того, какие механизмы работают в мозгу его юного пациента. Ученый заявил: способности, которые появляются у савантов, возникают вследствие того, что области мозга, пораженные недугом (и связанные с логикой, вербальным общением, пониманием слов и, возможно, социальными оценками), на самом-то деле подавляли те скрытые художественные таланты, которые изначально дремлют во всех нас. По мере того как угасают «логические» зоны мозга, исчезают некоторые из нейронных цепочек, сдерживавших работу участков мозга, связанных с творческими способностями. Эти умения появляются не в результате того, что мозг вдруг обретает какие-то дополнительные силы и возможности: они появляются благодаря тому, что области мозга, связанные со свободным течением идей, наконец_-то обретают возможность действовать без всяких ограничений.

Теория Миллера вполне согласуется с результатами работ других нейрофизиологов и нейропсихологов, всё чаще сталкивающихся со случаями, когда повреждения мозга спонтанно (и, казалось бы, вопреки здравому смыслу) при водят к позитивным изменениям — исчезновению заикания у людей, улучшению памяти у мартышек и крыс, даже восстановлению утраченного зрения (у целого ряда животных). В здоровом мозгу способность различных нейронных цепей и возбуждать, и подавлять друг друга играет важнейшую роль в их эффективном функционировании. «Но в мозгу больных деменцией и некоторых савантов-аутистов, — объявил Миллер, — недостаток сдерживающих факторов в областях мозга, связанных с креативностью, приводит к яркому художественному самовыражению и к почти патологическому желанию творить, творить, творить».

* * *

В течение нескольких недель после падения в бассейн Дерек Амато буквально чувствовал, как его мысли стремительно несутся в самых разных направлениях. И его пальцам страстно хотелось двигаться. Он часто обнаруживал, что выстукивает тот или иной ритм. Проснувшись днем, он замечал, что барабанит пальцами по ногам. Дерек купил синтезатор с клавиатурой. Без такого инструмента он ощущал тревогу и какую-то чрезмерную стимуляцию. Но как только он получал возможность сесть и поиграть, наступало облегчение, сменявшееся чувством глубокого покоя. Иногда он затворялся вместе с электронным пианино на два-три дня, исследуя обретенный талант, пытаясь понять его, позволяя музыке изливаться из себя.

Впрочем, Амато испытывал и иные симптомы, в большинстве своем негативные. В поле его зрения появлялись черные и белые квадраты, словно перед его глазами вдруг возникал какой_-то полупрозрачный фильтр, и этот узор двигался по кругу. Его мучили головные боли. Первый такой приступ случился через три недели после инцидента, но вскоре это стало происходить с ним по пять раз в день. От боли у него стучало в голове, свет и звуки были мучительны. Однажды он свалился на пол в ванной у своего брата. В другой раз он чуть не потерял сознание в универмаге Wal-Mart.

И все равно Амато весьма однозначно воспринимал последствия своей травмы, считая их подарком судьбы. Мать Дерека, подобно многим матерям, всегда говорила ему, что он — особенный, что его привели в этот мир для того, чтобы он совершал великие дела. Но после окончания школы он сменил несколько маловдохновляющих работ — торговал автомобилями, разносил почту, подвизался в области пиара. Да, он упорно тянулся к главному призу, но тот постоянно от него ускользал. Так, он явился на кастинг для шоу «Американские гладиаторы», но провалил тест по подтягиванию. Он организовал фирму, занимавшуюся спортивным менеджментом (если конкретнее — маркетингом и поддержкой спортсменов, выступающих в смешанных единоборствах), но она прогорела в 2001-м. Теперь же перед ним открылся новый путь.

По мнению Амато, о том, что он получил от Господа некий дар, свидетельствовала не только та легкость, которую он ощущал, кладя пальцы на клавиши музыкального инструмента, но и тот порыв, который он при этом чувствовал: жаркое, страстное желание играть. Он почти никогда прежде не испытывал такого настоятельного желания что-то делать. В глубине души он чувствовал, что рожден именно для этого.

И Амато замыслил целую маркетинговую кампанию. Он хотел быть не только артистом, музыкантом, исполнителем. Он хотел поведать свою историю миру, чтобы она всех удивила.

* * *

Дереку Амато страстно хотелось использовать и совершенствовать обретенный талант. И Дарольд Трефферт, и Брюс Миллер часто наблюдают подобное явление у савантов, которых они консультируют. Но это еще и одна из определяющих характеристик других неврологических отклонений.

Элис Флаэрти, невролог Массачусетской больницы общего профиля, некогда работавшая с Лисе Мёрфи, даже написала несколько обзорных работ, посвященных креативности и нейродефектам и оказавших немалое влияние на многих ее коллег. В 2004 г. вышла ее книга под названием «Полуночный недуг: желание писать, творческий кризис и креативный мозг». Флаэрти пришла в эту сферу с довольно редкостным набором регалий и прозрений. В Гарварде она получила степень кандидата медицинских наук в области неврологии, а в МТИ — в области нейрофизиологии и нейропсихологии. Но потом ей пришлось, так сказать, провести постдоковские исследования в школе тяжелых жизненных испытаний.