— Я не сиделка для больных.
Мюмтаз увидел, что молодая женщина вот-вот расплачется. Он обнял ее.
— Доверься мне… Ты увидишь, все наладится…
— Ничего не наладится, Мюмтаз… Наша жизнь так и будет продолжаться. Ты спасай себя… А я давно осуждена…
Мюмтаз никогда прежде не видел свою возлюбленную в таком отчаянии. Такое не могло случиться лишь из-за капризов Фатьмы. К ним они привыкли много месяцев назад.
— Что с тобой происходит? Что-то еще случилось?
— Что еще может произойти? Все сваливают на меня свои проблемы… Возьми, прочитай…
Она протянула ему два письма. Письмо Фахира было коротеньким, полным бессмысленных жалоб. Он был готов забыть о своих ошибках в единственном извинении. А вот письмо Суата было необычным. Этот женатый человек, даже зная, что Нуран с Мюмтазом любят друг друга и собираются пожениться, писал ей о любви, звал ее к себе и умолял: «Приходи!» Его любовь, возникшая лет десять назад или раньше, рвалась, как из вулкана, из его дырявых легких и вместо палочки Коха поднимала в воздух кучу жарких слов, жалоб и молений. Он жаловался на свою семейную жизнь, рассказывал о том, как бессмысленно существование вдали от Стамбула, и постоянно твердил, что не сможет быть счастлив ни с кем, кроме Нуран. Он ни словом не упоминал ни о своей жене, ни о детях. «Ты нужна мне… Без тебя я погибну… Я так много испытал в жизни. Но так как тебя нет рядом со мной… То сегодня я ноль».
Мюмтаз испугался этого второго письма больше, чем первого; Суата он близко знал. Они были знакомы с детских лет. Все домашние знали, что Суат не выносит Мюмтаза. В то же время он испытывал к нему какую-то любовь. Иногда Мюмтаз думал: «Он ревнует меня к Ихсану…» Очевидно было, что у Суата были некоторые сильные стороны. Он много читал, свободно мыслил. Мюмтаз знал, что он не очень счастлив в браке. Несмотря на то, что Суат постоянно смеялся над ним, что ему нравилось сбивать его, Мюмтаза, с толку, иногда открыто проявлять враждебность, несмотря на то, что он постоянно пытался его оскорбить, Мюмтаз тоже по-своему любил Суата. Любил и боялся его. Но такого поворота событий он не ожидал. Суат между тем женился сразу после того, как Нуран с Фахиром полюбили друг друга, и сильно отдалился от молодой женщины. Мюмтаз понимал, что любовь вспыхнула с новой силой из желания причинить боль, которое возникает вследствие тяжелой болезни. Письмо было полно нетерпения, пессимизма и жалоб, на какие способны только тяжелобольные люди. И потому этого письма он испугался сильнее всего. Боялся он и того, что Нуран была так беззащитна перед окружающим миром. Не было никакой другой причины, которая бы так измучила молодую женщину, кроме этих двух писем. В тот момент Мюмтаз был уверен, что в душе Нуран отчасти уже сейчас мысленно с Фахиром, а отчасти у постели больного Суата. Молодой человек не мог заставить себя даже посмотреть в лицо любимой женщины, боясь прозреть то, о чем она думает в этом гнетущем волнении.
Возможно, именно поэтому он медленно разорвал письма — лишь для того, чтобы что-то сделать.
Нуран, не двигаясь с места, отстраненно, словно издалека, смотрела на то, как рвутся на мелкие клочки письма, молящие ее о помощи.
— Суат, как я знаю, был болен в начале лета, а сейчас он, должно быть, уже поправился.
Молодая женщина посмотрела на крашеную кадку, на которой сидела, на влажную после вчерашнего вечернего дождя траву, на засохшие листья каштана. Казалось, солнце, насыщенное как тягучая, умело смешанная краска, заполняет чем-то невидимым сад. Лето закончилось. Способности жизни дарить простую любовь и развлечения, фантазию и воодушевление были исчерпаны. Теперь в жизни осталась лишь тяжкая ноша. Нести нужно было такое множество всего, что трудно было понять, с чего начать. Лучше было поручить себя тому, кто был ей ближе всех, тому, кто любил ее. Она прошла по саду, в котором была так счастлива, в котором каждая пядь земли навевала свои фантазии, ощущая руку Мюмтаза у себя на плече, и вошла в дом.
Сегодняшний день принес Мюмтазу более тяжкий опыт, чем день вчерашний. Его любимую женщину не собирались оставлять в покое. Он знал это. Она была открыта всем. Поэтому им следовало во что бы то ни стало пожениться. Однако…
«Смогу ли я найти в себе силы, чтобы заставить ее?» Теперь он не верил сам в себя. Он был слабым человеком настолько, что ради себя самого не мог совершить в жизни ни одного решительного шага. Именно в данную минуту он это осознал.
Тот день так и не стал прекрасным. Они говорили друг с другом как бы издали, как бы сквозь завесу, словно бы стояли в толпе. Мюмтазу казалось, что голос Нуран доносится до него откуда-то из глубины, словно бы вокруг, как жужжание больших мух, звучат голоса Фатьмы, Яшара, Фахира, Суата.
Он испытывал странное беспокойство. До сегодняшнего дня его окружали только люди, которых он любил. А сегодня вокруг него вдруг появилось множество врагов, выросших за ночь как грибы. Опять возник Фахир, счета которого, как он считал, были закрыты. Отец двоих детей из Коньи, Суат, строчил из больничного угла, утопая в кашле, мокроте и сгустках крови, письма, длинные, как дестаны, чтобы испортить ему, Мюмтазу, жизнь. Фатьма, которую он так хотел считать своим ребенком, к которой был так привязан, заготовила целую драму, чтобы причинить ему страдания, чтобы всем показать, что она его не любит, чтобы рассказать, что она жертва, идущая на заклание. Отрепетировав свою задумку три раза, она специально упала у колодца. В довершение всего Яшар, этот седой дурень, этот выживший из ума с рождения идиот, — и тот был враждебен к нему. Кто знает, кто еще ополчится против него, что еще случится? Самое печальное, что в нем самом потихоньку поднималось что-то, способное ответить враждой на эту враждебность. До того времени он никогда не испытывал ненависти ни к кому — даже к греческим партизанам, убившим его отца. Но сейчас ненависть поселилась и в его душе.
Он понимал это по поднимавшемуся в нем гневу. Да, и Мюмтаз мог бы стать врагом для некоторых людей. Все только из-за того, что он любил одну женщину и был любим ею.
Эта ненависть появилась в нем из-за такого прекрасного и благородного чувства, как любовь, которую мы должны считать единственным нашим спасителем в этом злом мире и от которого должны ждать всяческих благ. Все демоны рождаются в нас только из-за любви. Возможно, завтра сердце Мюмтаза станет чашей с ядом, как сердца Фатьмы, Яшара, Фахира, и он будет с шипением ползать среди людей, как змея. Читая письмо Суата, он словно бы видел, как охваченные горячкой пальцы больного бродят по страницам. Все это было плохо, очень плохо. Человек, сражавшийся со своим несчастьем в больничном углу, пытался отравить мир тех, кто был за стенами больницы. Таких писем, конечно же, будет много. Кто знает, на что еще толкнет его желание мести, которое появляется у тяжелобольных, как он, людей? Было ли это попыткой его болезненного сознания ухватиться за здоровье, за радость, за нечто хорошее, или то была простая враждебность?
Судьбе было угодно, чтобы больная голова решила, что все, по чему она тоскует в санатории, сосредоточилось на Нуран, и поэтому Мюмтаз сейчас ненавидел больных, тех, кому нужна помощь, и ему хотелось ударить больного по лицу с торчащими от худобы скулами. Это было частью человеческого предопределения. «Ведь именно с предопределением мы все время сталкиваемся, — подумал он. — Ведь именно с ним мы все время боремся и никогда не в силах победить…»