— Не надо. Мне в моем возрасте не хочется быть представленной в качестве невесты. Как бы то ни было, я знаю, что в любом случае полюблю его и Маджиде.
Потом они вновь заговорили о том, что видели в тот день. Погуляли в районе Джеррах-паша. Нуран восхищалась медресе, дворы которых заросли травой, крыши обвалились, а внутри ночевали бездомные; выстроенной в форме камня на перстне мечетью Али-паши, сына врача-хирурга, в честь которого и был назван тот район; разрушенной типографией.
Эти районы Стамбула в те августовские дни изнемогали от грязи, пыли и жары. Повсюду бросалась в глаза разруха, состояние буквально всего удручало, это чувство усиливалось жарой, множеством больных и усталых лиц и общим физиологическим упадком. Город и те, кто жил в нем, были очень похожи друг на друга. Покосившиеся дома, втиснутые в четырех- или пятиметровый прямоугольник пространства с усталым видом, с потемневшими досками и разбитой черепицей, дополняли друг друга; если бы Мюмтаз с Нуран не знали города, в котором они родились, то вполне могли бы думать, что все, что их окружает, является декорацией к фильму.
Легковые автомобили, время от времени проезжавшие рядом с ними, которые словно бы пробирались по улице, расталкивая толпу пешеходов, как и дорогие машины богачей; маленький старый особняк, выкрашенный в белый и желтовато-серый цвета, рядом с домами, которые нищета точила изнутри вплоть до гераней, украшавших окна; словом, все выглядело как поразительный остаток роскоши — цветка жизни, ушедшего в прошлое богатства. Большинство домов были даже не покрашены. Из открытых окон без занавесок высовывались жалкие головы, совершенно не гармонировавшие с этими остатками прошлого.
Рядом с ними в случайном порядке возникли кирпичные дома, построенные, самое большее, двадцать лет назад, стены которых были вымазаны синей известкой, которые были обращены спиной ко всему кварталу и его жизни, совершенно не сочетаясь друг с другом; то они были слишком длинные либо коренастые, то какой-то совершенно невообразимой архитектуры, не соответствующей никаким жизненным стандартам.
В этой нищете, грязи и запущенности в окружении заполонивших улицы мужчин и женщин, выскочивших на улицу второпях, абы как одетых, больных, усталых, не находивших времени побриться или причесаться, внезапно, в самом неожиданном месте, словно красавица, которая взглядом и станом, силой своей личности побеждает жалкий вид своего платья и не дает возможности смотреть на что-либо, кроме лица, сверкала старинная полуразбитая каменная чешма с остатками позолоты, а чуть поодаль красовалась своим аккуратным и важным фасадом усыпальница-тюрбе с обрушившимся куполом; затем возникало какое-то медресе, белые и мраморные колонны которого давно упали на землю от топота десятков квартальных детей, а на крыше пустила корни смоковница или же кипари; потом появлялась мечеть, неизвестно каким образом до сих пор не упавшая, — она манила покоем, внушаемым широким внутренним двориком, в мир, далекий от земных благ.
Когда они добрались до проспекта Коджи Мустафа-паши, они сильно устали. Сначала сели в кофейне перед мечетью выпить чаю. Затем осмотрели мавзолей. Нуран очень понравилась железная решетчатая ограда вокруг засохшего платана, а также история этого платана и самого участка, записанная вокруг решетки почерком знаменитого каллиграфа Йесари
[117].
Ей показалось, что Сюмбюль Синан
[118] до сих пор сидит вон под тем платаном. Забота, проявленная для сохранения этого старого засохшего дерева, придавала этому мертвому саду исключительное значение, свойственное великим произведениям искусства.
Несмотря на это, усыпальница вовсе не была изящной, хотя внутри нее лежал мертвец, даже будучи недвижимым, оказывавший влияние на жизнь Стамбула на протяжении четырех веков. К стенам усыпальницы, к ее решеткам тянулись руки, перед ней возносились молитвы. Святой вылечивал больных, открывал врата спасения тому, у кого не было надежды, освещал путь тех, чей мир рухнул и кто преступил порог смерти, и учил терпению, самоотречению и смирению.
— Что это был за человек?
— Он был из тех, кто верил в свое духовное призвание; то были люди, которые познали определенный духовный порядок, воспитали свои слабые человеческие души. Поэтому они заставили чтить себя даже после смерти. Сюмбюль Синан лишь немногим отличается от других. Прежде всего, он был великим ученым. А кроме того, весельчаком и остроумным человеком.
Мюмтаз какое-то время помолчал, а после со смехом добавил:
— У каждого из святых есть множество слабых сторон. Ты знаешь, откуда у покоящегося здесь человека появилось прозвище Сюмбюль-Гиацинт? Весной он прикалывал себе на тюрбан гиацинты. Он близок к нам даже тем, что любил стамбульские времена года.
— А святой Меркез Эфенди?
[119] Каким был он?
— Он был совершенно другим. Он не мог причинить зло даже самым вредным животным. Он, например, очень любил котов, но не заводил себе кота дома потому, что считал: «Кот принесет вред крысам нашего соседа». Ты веришь в то, что духовную жизнь вести легко?
Нуран размышляла: «Интересно, встречаются ли сейчас такие люди?»
— Судя по тому, что дороги, которые ведут к Аллаху, всегда открыты, а врата к спасительным мыслям и к самопознанию не закрываются, то должны встречаться.
Нуран с изумлением смотрела на своего возлюбленного так, будто открывала в нем что-то новое. Она ждала от молодого человека немного сомнения, даже пренебрежения, отрицания. Между тем Мюмтаз говорил совершенно иным языком.
Мюмтаз почувствовал потребность рассказать о себе самом.
— Не знаю, религиозный ли я человек или нет. Во всяком случае, сейчас я очень привязан к бренному миру. Но я не хочу становиться между Аллахом и его рабом и в то же время не сомневаюсь в величии человеческого духа и его способностях. Кроме того, все это основы национального менталитета. Смотри, сколько уже дней мы гуляем по Стамбулу, по Ускюдару; ты родилась в Сулеймание, я родился в маленьком квартале между Шехзаде и Аксараем. Мы знаем всех здешних людей, все условия, в которых они живут. Все они сироты погибшей цивилизации. Прежде чем готовить для этих людей формы новой жизни, не нужно отнимать у них старую жизнь, которая дает им силу переносить жизненные тяготы. Великие революции часто совершали именно это. В результате они не приводили ни к чему, кроме страданий, совершенно обездоливающих человека. В жизни есть множество пережитков прошлого, того, что осталось на полпути, что было не доделано… Это присутствует абсолютно везде, даже в самых богатых и процветающих обществах. Сюмбюль Синан и подобные ему помогают найти решение этих проблем… Посмотри на вот эту пожилую женщину…